За Императора!
Шрифт:
– И что же вы предлагаете? – спросила Кастин, возвращая чашку на место после того, как в очередной раз поднесла ее к губам.– В конце концов, дисциплина в полку – на вашей ответственности.
– Именно так.– Я отхлебнул чаю, смакуя горькое послевкусие, и важно кивнул. – Я сумел убедить капитана, что не могу подрывать свой авторитет, если мы собираемся превратиться в жизнеспособную боевую единицу.
– Вы убедили его пойти на какой-то компромисс? – спросил Броклау, сразу догадавшись, куда я клоню.
– Да. – Я постарался, чтобы это не прозвучало слишком самодовольно. – Он получит свое судилище над нашими людьми и сможет вести его сам по корабельному Уставу. Но когда их признают виновными, они будут переданы Комиссариату для наказания.
– Но это ничего
– Может быть, все получится иначе, – сказал я, делая еще глоток. – Если мы будем предельно аккуратны.
За свою жизнь я видел трибуналов больше, чем хотелось бы, и даже иногда сам представал перед ними. И если я что-то и усвоил из этого опыта, так то, что повернуть их к своей выгоде очень легко. Фокус состоит в том, чтобы попросту изложить свое дело как можно более ясно и коротко. Ну а для начала убедиться, что заседатели на твоей стороне. Для этого есть несколько способов. Подкуп и угрозы всегда останутся популярнейшими из них, но их лучше избегать, особенно если есть риск привлечь внимание инквизиторов, потому как они лучше делают и то и другое, а к тем, кто использует их собственные методы, относятся с большим негодованием [6] . К тому же такие методы оставляют неприятное послевкусие, способное еще долго преследовать применившего их.
6
Это конечно же абсолютно неверно. Будучи наиболее преданными слугами Его Божественного Величества, мы определенно выше столь жалких эмоций, как негодование.
Как свидетельствует мой опыт, полезно убедиться, что в присяжные заседатели выбраны честные, не обладающие воображением идиоты с большим чувством долга и еще большим запасом предубеждений, на которые вы можете опереться, чтобы добиться нужного вам результата. А если они считают вас героем и ловят каждое ваше слово – лучшего и желать нельзя.
Так что, к тому времени как Пайрита вынес свой вердикт – виновны – всем до единого обвиняемым и обернулся ко мне с самодовольной усмешкой, моя стратегия уже была задействована. Зал суда, на скорую руку переделанный из кают-компании самых младших офицеров корабля, затих, ожидая моих слов.
К началу суда в деле фигурировали только пять обвиняемых; гораздо меньше, чем хотел Пайрита, но во имя справедливости и ради ограничения ущерба я убедил его позволить мне разобраться совокупно с совершившими тяжкие преступления. Виновные в меньшей степени были понижены в звании, подвергнуты телесным наказаниям или приставлены на ближайшее обозримое будущее к чистке уборных, после чего все они спокойно вернулись в свои боевые отделения, где благодаря неисповедимому пути солдатской мысли меня сразу же стали считать образчиком правосудия и милосердия. Впрочем, этому поспособствовало небольшое своевременное мифотворчество со стороны старших офицеров, которые довели до сведения личного состава, что Пайрита был одержим идеей массовых казней, в то время как я, по их версии, потратил последние две недели и всю до йоты комиссарскую власть на то, чтобы убедить его проявить милосердие по отношению к большинству, и добился почти невозможного. В конечном итоге – чему немало способствовала моя безосновательная репутация – это помогло возвратить пару десятков потенциальных смутьянов в строй так, что они не только оставались тише воды ниже травы, но и были практически благодарны за понесенные наказания, так что боевой дух рядовых остался на том высоком уровне, которого мы добились.
Проблема, которая стояла передо мной сейчас, заключалась в прожженных рецидивистах, которые были, без сомнения, виновны в убийстве или покушении на него. В зале суда их оказалось пятеро, все они держались настороженно и агрессивно.
Троих из них я узнал сразу же, вспомнив драку в столовой. Келпом звался огромный, с перекачанными мускулами детина, которого пырнула ножом, чуть
Между ним и Требек оказалась еще одна женщина-солдат, Гризельда Веладе. Это была коренастая брюнетка, которая тоже явно чувствовала себя не в своей тарелке. Единственная из всех обвиняемых, кто убил соратника по оружию, она утверждала, что только защищалась, а удар, оставивший его задыхаться на полу столовой с раздробленной гортанью, по ее словам, просто неудачно пришелся. С Пайритой, естественно, эти оправдания не прошли, ему было просто наплевать, собиралась она убивать или нет. Все, чего он хотел, – это поставить к стенке как можно больше вальхалльцев.
По другую руку от Холенби стоял Максим Сорель, высокий, стройный мужчина с короткими светлыми волосами и холодными глазами убийцы. Сорель был снайпером, специалистом по дальнобойному лазерному оружию, и забирал жизни на расстоянии, так же бесстрастно, как я мог бы прихлопнуть насекомое. Из всех обвиняемых, он на меня наводил наибольший страх. Остальные были, до определенной степени, жертвами стадного инстинкта, захваченными общим кровожадным сумасшествием и не отвечавшими за свои поступки, но Сорель сунул свой нож между пластинами нательной брони полицейского просто потому, что не видел причины этого не сделать. Последний раз, когда я смотрел в глаза, похожие на его, они принадлежали гомункулусу эльдар.
– Если бы решал я, – продолжил Пайрита, – я бы всех вас расстрелял скопом, да и дело с концом.
Я кинул взгляд на шеренгу заключенных, подмечая их реакции. Келп и Требек смерили капитана тяжелыми вызывающими взглядами, будто не доверяя его способности исполнить угрозу. Холенби заморгал и нервно сглотнул. Веладе тяжело выдохнула, прикусив нижнюю губу, и ее дыхание участилось. К моему удивлению, Холенби протянул руку и обнадеживающе пожал ее ладонь. Впрочем, они провели уже несколько недель в соседних камерах, так что, полагаю, у них было время узнать друг друга поближе. Сорель только сморгнул, и при виде столь полного отсутствия всякого эмоционального отклика у меня мурашки пробежали по спине.
– Однако же,– продолжил капитан,– комиссару Каину удалось убедить меня, что поддерживать дисциплину в Имперской Гвардии более подобает Комиссариату, и ходатайствовал о том, чтобы приговор был вынесен в соответствии с войсковым, а не корабельным Уставом.– Он дружелюбно кивнул мне. – Комиссар, они в полном вашем распоряжении.
Пять пар глаз повернулось ко мне. Я медленно поднялся, кинув взгляд на информационный планшет перед собой.
– Благодарю вас, капитан. – Я обернулся к трем личностям в черной униформе, сидящим рядом со мной. – А также вас, комиссары. Ваш совет был для меня неоценимым подспорьем в этом деле.
Ответом были три торжественных кивка в мой адрес. Видите ли, в этом заключался весь фокус. Мои предыдущие контакты с остальными комиссарами на борту неожиданно принесли свои плоды, так как я уже знал, кого легче склонить в нужную сторону моими аргументами. Парочка ретивых щенков, только что из кадетского звания, и все повидавший старый служака, проведший на поле боя большую часть жизни. И все они, как один, были настолько польщены доверием прославленного Кайафаса Каина, что выглядели так, будто им вручили билет на Терру. Я повернулся к заключенным.