За лесом - Березовая Роща
Шрифт:
Сквозь тяжкие горькие раздумья словно откуда-то издалека доносятся слова дяди Андрея:
– Правду говорит Агафья, живым - живое. Давай, сестрица, о жизни потолкуем. Как будешь жить теперь с детьми?
Все смотрели на дядю Андрея, поглаживающего рукой рыжеватую редкую бородку.
– Тебе, Анисья, нужно отдать детей в пастухи. И сами будут сыты, и, глядишь, пуд хлеба еще принесут в дом. Ведь одна ты их не прокормишь.
Василинка заметила, как у мамы покатились слезы из глаз.
– Кого же, по-твоему, Андрейка, отдать служить?
– не выдержала,
– Тонечка совсем слаба, падала в обморок сколько раз - должно быть, сердце больное. И годы такие, что ни пастушка, ни батрачка. Да она и в доме помощница: и воды принесет, и еду сготовит. Нет, нет, - решительно покачала головой тетя, - без нее, сестричка, не обойдешься, не сможешь шитьем заняться. А Митька еще мал совсем, только восьмой годок... Кто же его такого в пастухи возьмет?
Тетя Агафья перевела взгляд на Василинку и сказала:
– Разве что ее отправить в люди?
На том и порешили. А Василинку никто не спросил. И только в это мгновение с болью в сердце она почувствовала, что нет и никогда не будет ее доброго папы. Он бы обязательно спросил: "А как ты думаешь, доченька?" И от сознания того, что папа никогда, никогда больше ничего не спросит, что она не увидит его и не услышит его голоса, девочка заплакала и, тихонько поднявшись с лавки, подалась на полати, настланные через всю хату от печи до окна. Там спали они вповалку всей семьей.
Никто ее не задержал, и никто не заметил ее исчезновения.
Так окончилось детство.
Дальше Василинка ничего не помнила. Она горела как в огне: вернулся тиф. Невыносимо болела, разламывалась голова, крутило руки и ноги, запеклись и потрескались губы. Мама потом говорила, что в беспамятстве она звала папу. Лишь недели через две девочка пришла в себя.
Сквозь щели в ставнях пробивался солнечный луч.
– Откройте окно, - еле слышно попросила Василинка, - хочу есть.
А в доме ничего не было, кроме мелкой картошки и ослизлого овсяного киселя. Мама еще сама не оправилась после болезни, не могла крутить швейную машинку. Да никто и не приносил ни ситца, ни льна, не просил сшить платье или рубашку: боялись заходить в тифозный дом. Не сторонились их лишь хозяйка бабушка Анета да соседка Левониха. Та чуть ли не каждый день приходила и ставила на лавку у печи маленькую кринку молока, клала несколько картофелин, либо оставляла кружку, полную клюквы. Но однажды Левониха не пришла. Не было ее и завтра, и послезавтра. Заболела тифом и она, и вся ее семья.
Держалась одна бабушка Анета. Может, потому, что спала на печи и туда с полатей не добралась болезнь.
Когда Василинка немного поправилась, она почти каждую ночь просыпалась, словно кто-то будил ее. Вокруг было темно и тихо, лишь беспрестанно вертелся спавший рядом Митька. Тогда она протягивала руку, нащупывала одеяло и укрывала им брата. Огромная жалость сжимала ей сердце. "Мал он еще совсем, ничего не понимает!" Василинке казалось, что она, как бабушка Анета, прожила большую и долгую жизнь.
В БЕРЕЗОВОЙ РОЩЕ
Чаще всего вспоминался теплый, солнечный
Отец с восхищением рассказывал о Березовой Роще. Какая там зелень, как легко дышится на свежем воздухе, как громко поют в березняке птицы! Детям казалось, что они едут к родным в гости. Там в лесу земляники точно насыпано, иди и бери пригоршнями, а грибов - хоть косой коси.
Только мама была хмурой и неразговорчивой.
– А где мы будем жить, мама?
– спрашивала Тоня.
– Приедем, увидим.
– Мамочка, только ты найди квартиру в хорошем доме!
– Займем самый лучший дворец, - печально улыбнулась мама.
Василинка искренне верила всему, что ей говорили. Как же она была разочарована, когда мама подвела их к маленькой покосившейся хатке под потемневшей соломенной крышей. Стекла в подслеповатых окошках были заткнуты тряпьем. На пороге сидела бабушка в домотканой одежде и лаптях. Платок сбился на затылок, темные, с сединой волосы были гладко зачесаны.
– Приехали!
– заговорила она с доброй улыбкой.
– А я уже ждать перестала.
– Тоня, Василинка, Митя! Это бабушка Анета.
– Несите, несите котомки, - приглашала бабушка.
Василинка перешагнула через высокий порог и очутилась в темных сенях, где приятно пахло цветами. Из сеней в дом снова высокий порог. А там - точно в яме. Возле большого стола высокие лавки. В углу икона, на ней полотенце с вышитыми краями. У печи на лавке - корытце, деревянное ведро, глиняный горшок.
Василинка подбежала к окну. Чтобы в него глянуть, надо было стать на цыпочки и подтянуться. За окном видна небольшая часть узкой пыльной улицы, забор в две жерди и чуть поодаль хлев. Разочарованная грустным зрелищем, Василинка обернулась и увидела Тоню. У Тони в глазах стояли слезы. Сестра очень любила, чтобы повсюду было красиво и чисто, вязала кружевные салфетки, старательно ухаживала за фикусами и олеандром, каждую весну расцветавшим розовыми бутонами. А тут... закопченные стены и потолок, земляной пол, темнота.
– Не в каждое окошко светит солнышко, - проговорила бабушка Анета. И сказала маме: - Вот это тут положи, а то на гвоздь повесь. Устраивайся, молодица, не в гости приехала.
ЛЮДИ НЕ ОБИДЯТ
В тот же день люди знали, что городская молодица привезла с собой швейную машинку, и бабушка Анета говорит, что руки у нее золотые - сошьет, что твоей душе угодно. Вскоре стали приходить соседки.
– Здравствуйте, люди добрые!
– первой открыла двери пожилая полноватая женщина со светлыми волосами.