За любовь, которой больше нет
Шрифт:
– Что-то случилось?
Мать от ее вопроса побледнела еще сильнее и с опаской глянула на мужа, который покрылся красноватыми пятнами, глаза мистера Войта полыхали яростным огнем, лоб покрылся испариной. Эти метаморфозы в лицах родителей пугали Ким, и она дрожащим голосом проговорила:
– Да что происходит?
– Что происходит? Что происходит! – взревел мистер Войт, подскочив к дочери и схватив ее за ворот халата. Ким задрожала и изумленно уставилась на руки отца. –Посмотри Элинор на свою дочь, посмотри на нее и скажи на кого она похожа!
У матери задрожали губы, а Ким с надеждой всматривалась в родное лицо, но на нем было написано осуждение.
– Значит, ты с ними заодно, так, дрянь? Решила отыграться? Отомстить? Но я тебе не позволю с*ка!
–
– Вот! Видишь до чего мать довела! – процедил отец. –Мало того, что глупа ты, как пробка, так еще и шлюха! –уже не обращая никакого внимания на жену, проорал мистер Войт дочери в лицо. Ким жадно хватала воздух, мысли разбегались, желудок скручивало от ужаса. Она ничего не понимала и от того было еще больнее.
– Я не понимаю..- выдохнула она, на что отец презрительно скривился и оттолкнул ее от себя.
– Господи, посмотрите на нее! Святая невинность! Чертова дура! Когда ты тр*хаешься со знаменитостью, которая в браке, надо понимать, что будут последствия. А ты, да - ты ничего у нас не понимаешь! – как идиотке язвительно пояснил он.
– Гарольд, пожалуйста, выражайся корректней…- жалобно попросила мать, продолжая всхлипывать.
– Корректней? Ты в своем уме, Элинор? У меня предвыборная кампания, консерваторы только и ждали случая, чтобы подложить мне свинью и через кого?! Черт меня раздери! Всё, всё, мать вашу, коту под хвост! Я столько вложил сил, чтобы моя партия вышла на вторую позицию и что теперь?! Что? А все из-за того, что твоей дочери срочно понадобилось раздвинуть ноги перед этим уголовником! И хрен бы с ним, что женат, но ни когда у него жена в психушке, и недавно умер сын! Это же…
– О чем ты …- начала было возражать Ким, все еще не совсем понимая, в чем ее обвиняют, но отец был в такой ярости, что если бы не мать, наверняка бы дошло до и рукоприкладства.
– Заткнись потаскуха и слушай! – оборвал мистер Войт и тут же бросил на жену предостерегающий взгляд, после которого она не решилась что-то возражать. А потом уже более спокойнее, но в тоже время ироничнее добавил. У Ким было чувство, что ее вываляли в д*рьме.
– Я даже в некотором роде тебя переоценил, думал, ты в сговоре с моими конкурентами, а ты просто жалкая идиотка, которую поимели на досуге. На, читай!
На диван был брошен какой-то журнал, Ким проводила это движение отца оцепеневшим взглядом, глаза блестели от непролитых слез унижения и боли. Но когда она медленно села и начала читать статью, чувство безысходности и отчаянья накатило с новой силой, потому что это было очередным ударом. Наверно, более жестоким, чем все слова сказанные отцом. Она читала и не могла поверить, но фраза: «Иногда мне кажется, что я знаю о Маркусе такие вещи, которые не знает никто, между нами какая-то невероятная близость, я чувствую его и он это знает», эти слова, так опрометчиво сказанные когда-то, повергали ее в пучину боли. Ким словно получила удар ножом в спину, плевок в самую душу, из которой вырвали единственного человека, которому она верила. Предательство было оглушительным, Ким не могла прийти в себя, она истерично мотала головой, не в силах принять эту мерзкую правду о том, что единственный друг так гадко и мерзко предал ее. Но что еще гаже - ради чего? Ради жалких пары тысяч долларов. Почему? Она не понимала. Сейчас все остальные проблемы отошли на задний план, потому что в эту секунду что-то необратимо ломалось в ней, разрывая на части. Хотелось кричать, выть от боли и потери, которая никогда не восполнится. Но Ким не позволили этого сделать, отец вырвал журнал из ее ослабевших пальцев и продолжил унижать.
– Какого хрена ты вообще полезла к Беркету на улице, неужели нельзя скрывать свою связь, разве это так сложно?!
Ким горько усмехнулась и прошептала, уже не заботясь о последствиях:
– Тебе лучше известно, папа! Ты в этом мастер.
Мистер Войт ошарашенно уставился на дочь и побледнел, а мать прикусила губу и опустила голову, Ким стало стыдно
– Прости, мама!
Но миссис Войт была невероятно воспитанной особой, можно сказать вышколенной, а потому сделала вид, что ничего не слышала. Ким всегда поражали железная выдержка и невероятный такт матери, хотя она никогда не понимала этого. Стоило признать, что миссис Войт была истинной леди, а также идеальной женой особенно для политического деятеля, даже в кругу семьи она не позволяла вести себя фамильярно или же неучтиво, особенно по отношению к мужу. Ким любила мать, хоть и знала, что та никогда не примет сторону дочери, даже если она будет права. Таким уж Элинор была человеком. Иногда Ким казалось, что мать и вовсе не человек, а кукла, бесчувственная и неэмоциональная, поэтому наверно вырвались эти язвительные слова. И хотя Ким опомнилась, все же жалела невыносимо, потому что на лице матери отразилась такая мука, что хотелось откусить себе язык, а еще сильнее хотелось придушить отца, который причинил столько боли.
Девушка опустила голову, ей так хотелось убежать, спрятаться от всего. Удивительно, как резко может измениться человеческая жизнь всего лишь из-за одной маленькой оплошности. Ким не могла даже представить, что человек, которому она доверяла, на которого всегда могла положиться на протяжении тринадцати лет, так поступит с ней. Это было невыносимо. Дороже и ближе его не было никого. Что она сделала не так, в чем она виновата? Разве могла предположить, что он грязно использует даже те крохи, которыми она иногда делилась с ним? Но на то он и лучший друг, чтобы по мелочам понять суть, ему оставалось только дождаться момента, чтобы она сорвалась и он дождался. Она сама упростила ему задачу, попросив, приехать за ней в кафе, где она обедала с Маркусом, чтобы после отправиться к Вики. Как же это мерзко - в то время, когда она пила чай с его женой, он без зазрения совести предавал ее и их многолетнюю дружбу. Но больно даже не столько от этого, а от сознания того, что она потеряла единственного друга и опору.
– Ты меня слышишь вообще? Ты хоть понимаешь, что это все значит?
– ворвался в ее мысли крик отца, который нервно вышагивал по комнате. Ким сморгнула набежавшие слезы и сказала:
– У меня ничего нет с Маркусом Беркетом! Мы просто …
– Да какая уже кому разница, есть фото и статья, репутация подорвана, а на все остальное наср*ть! Кто-то очень хорошо нагадил, и я узнаю кто, наверняка кто-то из твоих коллег…
– Это Колин! – обреченно выдохнула Ким, едва сдерживая слезы.
Отец на миг замолчал, а спустя минуту гаденько усмехнувшись, поцокал языком и сыронизировал:
– Хорош друг, ничего не скажешь! Вот д*рьмо ! Вся моя империя летит к чертям из-за твоей легкомысленности, я устал, устал разгребывать твои проблемы, Ким! Когда ты уже повзрослеешь? Ты хоть понимаешь, что это значит? Понимаешь? – вновь начал кричать он на нее, девушка задрожала и поежилась, пытаясь уменьшиться до микроскопических размеров, мать же застыла напротив, словно истукан. Но мистер Войт продолжал бушевать.
– Я потратил тридцать пять лет, чтобы вывести партию на данный уровень не для того, чтобы твоя личная жизнь подтерла ими ж*пу! Ну, ничего ….Мы с тобой, дорогуша, поменяемся местами - это я подотру тобой и твоим любовничком задницу! Будь уверенна! А до дружка твоего я доберусь в первую очередь. Думает, можно меня пиарить по черному? Ни хрена подобного! Я вам всем устрою!
Ким изумленно наблюдала на изрыгающего проклятья и угрозы отца, пытаясь понять, что он намерен сделать, боясь даже предположить. Она знала, что для него карьера, пожалуй, важнее семьи, поэтому он так просто не отступит и сделает все, чтобы повернуть ситуацию в лучшую для себя сторону.
– Что ты намерен делать?
– преодолев дрожь, спросила она у отца.
Мужчина снисходительно улыбнувшись, сел в кресло и только после ответил:
– Лично я намерен наблюдать, а вот тебе, милочка моя, придется постараться убедить всех, что с семьей Беркета тебя связывает крепкая дружба. Я даже готов тебе в этом подыграть.