Шрифт:
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут;
Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкопывают и не крадут.
Глава первая. Появление испанца
– А, так вы из Ольмаполя! – обычно восклицали мои собеседники, узнав, откуда я родом. И переводили разговор
Впрочем, и в самом Ольмаполе мало кто обладал достоверными сведениями. Одному мне было доподлинно известно, как развивались события, потому что я участвовал в них от начала и до конца.
Всё началось с того, что городские власти закрыли детдом № 1 под названием «Обвязино» и, разогнав воспитанников по другим сиротским приютам, за гроши передали его строительному магнату Колмовскому.
Переделав здание, магнат разместил в нём ночной клуб «Нирвана», спортзал, сауну, всякие массажные кабинеты с девочками-массажистками и все, что положено в таких случаях. Словом, получался замечательный развлекательный центр для богатых.
Располагалось это заведение на краю просторного парка возле чудесного озера Чехоньлей. С другой стороны к «Нирване» почти вплотную подступали кривенькие улочки местных фавел всё с тем же общим названием Чехоньлей, там обитала городская беднота.
Но случилось нечто невообразимое. За день до открытия центра почва под ним стала стремительно проседать, а озеро едва не вышло из берегов. Сначала под воду ушёл первый этаж, за ним второй, и вскоре на поверхности осталась лишь островерхая, крытая синей черепицей крыша. На этом наступление Чехоньлея прекратилось.
По периметру озера собрались толпы ликующего народа. Слышались крики: «Это их Бог наказал!», «Давно бы так!», «Всех бы этих кровососов взять и в воду!», «На вилы их, эксплуататоров проклятых!» Короче говоря, народ ярился, но дальше выкриков дело не двигалось.
Я переходил от одной группы горожан к другой, жадно ловя каждое слово. Как бывший воспитанник злосчастного детдома, я, наверное, больше всех радовался несчастью, случившемуся с богатеями.
На участке берега, который ближе всего подходил к затопленной «Нирване», стояли несколько иномарок, а возле них – упитанные, надутые спесью важные персоны: сам Колмовский, мэр города, он же глава района, Федотов и другие начальники, там же стояла прибывшая с ними свита. Колмовский отдавал какие-то распоряжения, кажется, речь шла о применении мощных насосов и укреплении грунтов.
Этих людей я ненавидел лютой ненавистью.
Машина магната стояла крайней в ряду. Не знаю, как у меня оказался булыжник, словно кто сунул его мне в руки. Бросок, хруст – и лобовое стекло иномарки пошло густой паутиной трещин. Толпа ещё больше возликовала, но расступилась, и я остался один перед охраной нуворишей.
Ноги сами понесли меня к лабиринтам фавел, где можно было найти укрытие. За спиной крики, какой-то неясный шум, всё это отдалялось и глохло. Вот один переулок, за ним другой. Вот уже позади и «клопятник» на шестнадцать квартир, за которым должен был обозначиться спасительный пробой между сараями, а за ним лаз, известный мне ещё с прежних детдомовских
Но тут дорогу преградил внедорожник, выехавший из-за угла. Распахнулись дверцы, и возле машины выросли двое с резиновыми дубинками. Я оглянулся. Позади меня, в некотором отдалении, остановился ещё один автомобиль. Из него вышли еще двое.
Потом меня били. По почкам, печени, по рукам, которыми я пытался защитить голову. Но больше по горбу, торчавшему под левой лопаткой. Я был горбатым. Давно, шестилетним, поехал на велосипеде с крутой горы, упал, вывихнул позвонок у основания шеи, и с тех пор я такой красавчик.
Я думал, меня забьют насмерть. Внутренние органы словно взрывались, жизнь уходила из тела, мутилось в глазах. Но даже умирая, я ненавидел своих мучителей. Меня то охаживали дубинками, то месили ногами. На мне вымещали и разбитое автомобильное стекло, и поглощение водой «Нирваны», и все неприятности, когда-либо выпадавшие на долю этих людей.
И вдруг побои прекратились. Кто-то наклонился надо мной и тронул за плечо.
– Как вы себя чувствуете, мой друг?.. Гм, кажется, вполне сносно. Тогда не будем тянуть время. Подымайтесь, нам надо уходить.
Всего секунду назад в проблесках сознания присутствовало одно-единственное ощущение, что тело моё расплющено и полностью парализовано. Но едва этот кто-то прикоснулся ко мне, как я сразу же почувствовал прилив новых сил, боль заметно притупилась и стада почти терпимой.
Пересиливая слабость и стараясь казаться стойким, я насколько мог быстро приподнялся, встал и оказался лицом к лицу с человеком лет сорока. Нет, не сорока… Ему можно было дать и шестьдесят, и тридцать – у него был какой-то переменчивый вид. Среднего роста, стройный, в шляпе-канотье с низкой тульей – такие сейчас никто не носит. В улыбке, игравшей на губах, было и сочувствие, и коварство. Он походил на француза… как его… Жан… Дальше не помню. Глаза этого типа, непонятно какого цвета, в данный момент излучали дружеское тепло.
Вокруг нас, выронив дубинки, в самых неестественных позах лежала охрана Колмовского. Выпученные остекленевшие глаза, судорожные однообразные движения и беспомощные попытки набрать воздух в лёгкие сквозь мучительные горловые конвульсии. Создавалось впечатление, что этих здоровенных мужиков поразило что-то изнутри, какой-то внутренний негативный заряд.
Достав платочек, я помимо воли охнул от острой рези, пронзившей спину, замер на секунду, пережидая, пока отпустит, после чего вытер разбитый нос, промакнул пораненную кровоточащую губу и постарался, как мог, отряхнуться от пыли и всякой дряни.
– Уходим, – повторил незнакомец и, легонько взяв меня за плечо, развернул в нужном направлении.
– Вы, наверное, каратист или самбист, – сказал я, стараясь не отставать от своего спасителя и непрестанно оглядываясь назад. В сужении переулка под окнами двухэтажного «клопятника» одиноко оставались два чёрных автомобиля, а между ними – плоские неподвижные фигурки охранников. Мне всё казалось, что сейчас они встанут и кинутся за нами вдогонку. – Каратист, самбист или боксёр?
– Ни то, ни другое, не третье. Да не волнуйтесь, Аркадий, из-за хулиганов, напавших на вас. – Он назвал меня по имени, хотя я ему не представился. – Они очухаются только через полчаса. За это время мы можем обойти половину города.