За мертвыми душами
Шрифт:
— Есть многое на свете, друг Горацио!.. — пробурчал Раев. — Ходу, ходу!!. — прикрикнул он на конюха и поднял палку. Молодой краснорожий малый в жилетке, из-под которой белела рубаха с синими мушками, щелкнул бичом, и лошадь разостлалась по земле еще больше.
Мы досмотрели «проминку» рысака до конца и воротились домой. Хозяин разговора об оккультизме не подымал, и начинать его вторично я считал неудобным. Мы прошли через дом и расположились на балконе, выходившем в сад.
Солнце садилось. Внизу синела река; за ней изгибалась
— Нашли для себя что-либо в библиотеке? — спросил Раев.
— Да, кое-что… Разрешите велеть принести сюда и показать вам?
Раев грузно повернулся, взял со стола колокольчик, и густой звон разлился по всему дому. Отворилась стеклянная дверь и показалось мертвое лицо Онуфрия.
— Книжки надо сверху сюда снести!!. — распорядился Николай Михайлович.
— Они на окне лежат… — дополнил я.
Онуфрий ушел и через несколько минут вернулся с книгами и положил их перед нами на стол. Николай Михайлович мельком переглядел их.
— Сколько я вам за них должен?
— Не знаю… оцените сами!
Я терпеть не могу таких оценок, так как в результате их всегда приходилось платить втридорога. Я сказал антикварную стоимость книг и упомянул, что за эту цену могу купить их на Литейном в Петербурге. Общая сумма выходила что-то рублей за двести.
— Значит их надо считать рублей в пятьдесят?.. — проговорил Раев. — Это не будет дорого?
Я поспешил его успокоить и расплатился. Раев сунул кредитки в боковой карман, я встал, поблагодарил его и начал прощаться. Раев не принял протянутой ему руки и замахал на меня.
— Что вы, что вы?! — заявил он. — Куда это на ночь глядя поедете? переночуйте, а там и с Богом!..
Торопиться и деваться мне было некуда, и приглашение Николая Михайловича я принял с удовольствием. Через некоторое время босоногая горничная в красном платке стала накрывать на стол; появились сморчки в сметане, жареные караси, а затем важно воссел на край стола пузан-самовар, весь окруженный облаками пара. Онуфрий стал поодаль, оперся плечом о столб веранды и ждал — не потребуются ли его услуги, и в то же время внимательно слушал нас.
Мы заговорили об археологии и о курганах, виденных мною кое-где по дороге.
— И на моей земле имеется тройка!.. — сказал Раев. — В народе их зовут тремя братьями.
— Где же они? — заинтересовался я.
— Да у самого сада, в бору в заповедном.
— А почему их зовут братьями?
— Рассказывают, будто бы три тут брата разбойника жили. В самом большом похоронен будто бы старший брат, в среднем — средний, а в самом маленьком — младший.
— Вы их не раскапывали?
— Нет. Жалко; лес на них чудесный стоит: сосны обхвата по три! Да и что там искать? кости да дрянь какую-нибудь ржавую?
— Находок не случалось около них?
— Бывали… монету мне однажды пастух принес треугольную, серебряную. Показывал я ее в музее — четвертак Алексея Михайловича оказался. Большой-то курган крут
— А легенды нет какой-нибудь об этих курганах?
— Ну как не быть?.. уверяют, будто там клад необыкновенный зарыт и его мертвые братья караулят. Видят их будто бы по ночам.
Мы замолчали. Николай Михайлович мешал ложечкой чай в стакане и задумавшись глядел в даль.
— Любопытная вещь, — заговорил он опять, — древние обладали каким-то даром прозрения истины! Мы это уже утратили, и нужны тысячелетия, чтобы мы опять открыли и поняли их знания.
Я попросил пояснения.
— Да вот мы заговорили с вами о курганах… — ответил он, — ведь древность сжигала своих мертвецов? Она утверждала, что мертвый быстро и легко переселяется таким путем в вечное царство света!
— В чем же тут ее прозрение?
— В том, что и наука пришла теперь к тому же выводу!
— В первый раз слышу!
— В первый раз слышите? — протянул Раев, — последнее достижение ее в том, что все в мире может быть превращено в лучистую энергию и что лучистая энергия тоже может быть превращена в любой предмет или существо. Говоря грубо — полено превращается в свет и свет может быть превращен в полено!
— Да, — возразил я, — но ведь в науке речь идет только о материи, вы же говорите о духовном?
— Завтра откроется и духовное!.. — пророческим тоном произнес Раев.
— Возможно!.. — согласился я. — Именно теперь наука вступает в область чудес.
— И как жаль, что она профанируется! — проронил Раев. — Она должна быть, как в древности, достоянием лишь немногих, самого верхнего кружка, самой замкнутой касты. Толпа ученой никогда не будет, и лишние сведения — вред и ничего более!
Мы пробеседовали долго. Раев, оказалось, тщательно следил за всеми новинками в области самых различных знаний, много читал и думал. И я чувствовал, что об оккультизме он не заговаривает потому, что смотрит на меня как на неверующего в их тайны и не желает снисходить до моего посвящения.
Мы наконец простились, и Раев ушел к себе. Я задержался на балконе, любуясь ночью. Онуфрий молча убирал со стола.
— Онуфрий Авдеевич? — обратился я к нему. — Не будете ли вы добры сводить меня к курганам?
Онуфрий повернул ко мне лицо.
— Сейчас?
— Да. Они ведь близко тут?
— Близко… извольте, коли угодно.
Мы сошли с ним в сад и стали спускаться вправо по дорожке в сторону леса. Через несколько минут мы пересекли аллею, перебрались через канаву с валом и очутились на небольшой полянке. На ней очерчивались озаренные луной три насыпных кургана; средний из них был самым высоким и казался гигантским шлемом, поставленным на землю; над ним, будто отблеск длинного языка огня, чуть краснел ствол громады-сосны. Густо-синяя шапка ее утопала в сизой мути неба. На двух других соседях сошлись целые семьи сосен-богатырей.