За миг до полуночи

Андреева Наталья Вячеславовна

…Асю тошнило. Беременность она переносила плохо. Замучил токсикоз, потом изжога. Но еще страшнее было слово «аборт». Мама при этих словах в ужасе закатывала глаза:

– Первая беременность и – аборт! После этого у тебя вообще может не быть детей! Здоровьем ты пошла в меня. И думать не смей. Терпи.

И Ася терпела. Она знала, как обрадуется ребенку ее отец. До сих пор он ничего не подозревает. Думает что ее обморок на Мальте и утренняя тошнота – следствия пищевого отравления. Но скоро будет заметен живот и придется все ему рассказать. Что он тогда сделает с Монти?

При

этой мысли Асе становилось плохо. Она не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Хотя Монти и отказался на ней жениться. Он просто не знает, сколько у нее денег. Надо ему сказать. Раньше она думала, что покупать себе мужа отвратительно. За ней многие ухаживали, но Ася чувствовала: это из-за денег отца. В Монти ее подкупило именно то, что он не знал, кто она такая. Не знал, что ее отец миллионер. Она нарочно и не говорила. Хотелось проверить его чувства. Проверила. Ася машинально погладила живот. Да, покупать мужей безнравственно. Но он плохой. Он стриптизер. У него было много любовниц. Он отказался жениться. Но стоило ей вспомнить его взгляд, глубокий, нежный, его осторожные прикосновения, ласковые слова, по-детски пухлые губы, как все остальное теряло смысл. Какой он внимательный, добрый. А какой он красивый! Под Асиной подушкой лежал журнал. Ложась в постель, она доставала его и долго смотрела на фотографию Монти. Потом целовала его в губы и засыпала с улыбкой.

Пусть папа заставит его жениться.

Телефонный звонок раздался двадцать пятого августа. Она взглянула на определитель номера, и сердце забилось.

– Да! – волнуясь, сказала она.

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо. Меня тошнит, но я терплю.

– Сколько уже?

– Ты имеешь в виду срок? Мама все-таки отвела меня к врачу. Сказали: беременность проходит нормально, третий месяц.

Ей послышался вздох облегчения.

– Не так много, – сказал Монти. – У нас еще есть время. Ася, ты занята завтра вечером?

– Нет, конечно!

– Нам надо встретиться.

Он передумал! Ася обрадовалась:

– Господи, конечно! Приезжай к нам.

– Нет, Ты ко мне приходи.

– Куда к тебе? Домой?

Она еще больше обрадовалась. Монти решил познакомить ее со своей матерью! Наконец-то! Но он вдруг сказал:

– Нет. Приходи к десяти часам вечера в клуб. «Дамские пальчики». Помнишь, я тебе показывал, где работаю? Сможешь? – Ее молчание Монти понял по-своему: – Не беспокойся, ничего с тобой не случится. Даю слово. Я тебя потом посажу в такси. Или сам отвезу. Как сложится.

– Но почему…

– Так надо.

В клуб, так в клуб. Она была готова и на край света. Лишь бы с ним.

…Со Стасом он встретился на Арбате. Теперь рядом с художником стоял портрет Нади, Монти ее сразу узнал.

– Хорошая девушка, – улыбнулся он. – Продашь за пятьсот долларов?

Стас побледнел. Сказал сквозь зубы:

– Ты всегда так делаешь? Покупаешь портрет, а потом пользуешься этим, чтобы завести знакомство?

– Как видишь, помогает.

Пару раз они уже встречались, Стас знал об отношениях матери и этого странного парня. Он сжал кулаки:

– Оставь ее в покое!

– Твою мать или Надю?

– Ты знаешь, как ее зовут?!

– Конечно.

И она меня прекрасно знает. Как думаешь, из-за кого она тебя бросила весной?

– Ты тот самый стриптизер…

– Именно.

Стас оглянулся. Вокруг были люди.

– Если хочешь выяснить отношения, приходи завтра в десять часов вечера в ночной клуб «Дамские пальчики», – спокойно сказал Монти. – Увидишь много интересного. И услышишь.

Стас почему-то подумал, что туда придет Надя. И будет смотреть на этого парня. Как он выделывается на сцене. От одной этой мысли ему стало плохо. Он помнил их разрыв тогда, в мае. Надю словно подменили. Если этот мерзавец захочет… Нет, Стас не мог допустить. Как и отец, он был склонен к истерикам. И в таком состоянии плохо себя контролировал. Он решил пойти в ночной клуб и, как сказал Монти, выяснить отношения.

27 августа, далеко за полночь

Алексей слушал рассказ вдовы Лопухина и понимал, что количество подозреваемых в убийстве не уменьшается. Напротив. Дело это семейное. Так называемое убийство на бытовой почве. У кого-то сдали нервы. Так у кого? У Ады Станиславовны? У ее сына? А, может, у тетки?

– Ну вот, я и сказала вам всю правду, – словно пожаловалась Ада Станиславовна. Он невольно вздрогнул: задумался. – Какой смысл теперь скрывать?

– Да, какой смысл теперь скрывать правду, если денег вы все равно не получите, – поддержал ее Алексей. – Нечаева призналась. Шантажировать ее больше нечем.

– Но она тоже свое получит! – с неожиданной злостью сказала Лопухина. – Дима ее бросил! Не быть ей женой политика!

– За что вы так ненавидите своих подруг? – тихо спросил Алексей. И переглянулся со следователем прокуратуры.

– Ненавижу? – Ада Станиславовна занервничала. – Ненавижу. Нет. Это не то. Слово не то. Я постоянно чувствую, что меня обокрали. И я всеми силами хочу вернуть то, что у меня украли. Но… Не получается. И опять не получилось. Как я теперь буду жить? Чем?

Она растерянно посмотрела на мужчин.

– Когда вы нашли своего мужа у туалетов, он и в самом деле был мертв? – спросил Алексей.

– Да. Я его ненавидела, но убивать? – Ада Станиславовна покачала головой: нет, мол, я этого не могу, вы же видите, какая я? Она беспомощно сложила руки. Алексей ей не поверил. А вымогать деньги за молчание у лучшей подруги, это вам как?

– Значит, вы не стремились выяснить отношения с бывшим мужем?

– Нет. Мы крупно поговорили накануне. Я сказала ему все, что хотела.

– Зачем же вы за ним пошли?

– Я… испугалась.

– Чего?

– Испугалась, что он догадался, кто мать Монти. Что он меня обойдет. Вариантов ведь было два. Ная и Люся. Обе богатые. Я пошла, чтобы его разубедить. Направить по ложному следу. Но он лежал там, с разбитой головой. И я… – Ада Станиславовна замялась.

– Вы обрадовались, – помог ей Алексей.

– Да! – с вызовом сказала Лопухина. – Обрадовалась! Обрадовалась, что все разрешилось само собой! Что вы так смотрите? Осуждаете меня, да? У вас ничего не получится! Я не брала у нее деньги! Не брала! У вас нет никаких доказательств! Я ни в чем не виновна!