За Москвою-рекой. Книга 2
Шрифт:
В эту ночь Дмитрий Сизов спал плохо, резкие слова отца не выходили из головы. «Лишь бы не наломать нам дров, — думал он, — не пустить под откос то, что создано…»
Утром Сизов поехал в горком партии. Ему не терпелось встретиться с кем-нибудь из секретарей, узнать новости.
В коридоре он столкнулся лицом к лицу со вторым секретарем городского комитета. Тот дружелюбно поздоровался с ним и сказал:
— Хорошо, что сам догадался приехать! Мы уж собирались посылать за тобой. Заходи, заходи, — широким жестом он пригласил Сизова к себе в кабинет. — Отдохнул, значит? — спросил он, опустившись в кресло за письменным столом.
— Да как вам
— Я понимаю, не до отдыха теперь!.. Возвращайся в райком, бери бразды правления в свои руки. Обстановка, сам понимаешь…
Сизов замялся было, но все же сказал:
— Хочу напомнить вам, что перед моим отъездом в санаторий Александр Терентьевич, разговаривая со мной, сказал, что после моего возвращения придется думать о новой работе… Вы ведь тоже в курсе дела…
— Да, конечно. На этот счет у нас были кое-какие соображения, но они отпали. Сейчас не время разбазаривать кадры партийных работников. Сегодня же приступай к работе. Познакомься с обстановкой в районе и позвони! — Когда Сизов был уже у дверей, секретарь горкома остановил его: — Да, совсем забыл, ты повнимательней присмотрись к своему третьему, Астафьеву… Человек он скользкий…
Не нужно было быть очень проницательным, чтобы понять: при новой обстановке ему, Сизову, отдается предпочтение перед Астафьевым.
— Хорошо, я представлю вам свои соображения, — сказал Сизов.
5
В конце месяца при подсчете оказалось, что план еле-еле вытянули на сто и семь десятых процента. Производительность труда и оборудования тоже упала. Не то что о переходящем знамени — даже о каком-либо месте в соцсоревновании нечего было и думать. Никто ведь не примет во внимание, что люди на комбинате старались изо всех сил и выработали новые, дешевые ткани, — комиссии по подведению итогов социалистического соревнования подавай цифры. Оказывается, формализм может проявиться даже в таком благородном деле, как соцсоревнование!..
Склад готового товара был забит рулонами новых тканей. Их накопилось уже около двенадцати тысяч метров, а цену до сих пор не определили. Продавать товар было нельзя, хотя торгующие организации готовы были взять любое количество. Главный бухгалтер комбината Варочка, на что выдержанный человек, и тот начал бить тревогу. Он предупредил Власова, что комбинат не может выдержать такого финансового напряжения и, если дела не поправятся, скоро нечем будет платить зарплату рабочим. Районное отделение Госбанка прислало извещение, что текущий счет комбината закрыт. Как только об этом узнают предприятия-поставщики, комбинат останется без сырья.
Переговоры Власова с директором отделения Госбанка, человеком умным и всегда отзывчивым, на этот раз ни к чему не привели. В самом деле, кто же решится открыть кредит? Ведь на новый товар нет утвержденной цены и когда ее утвердят, неизвестно.
Прогрессивки тоже не будет, — мастера и все инженерно-технические работники потеряют по вине своего беспокойного директора процентов тридцать — сорок заработка. Люди пока молчат, но Власов знает: не думать об этом они не могут.
На днях, проходя мимо курилки, он услышал разговор двух мастеров ткацкой фабрики. Один из них говорил другому: «Значит, зубы на полку, — ни прогрессивки, ни премии». Другой ответил: «Удивительное
Скрепя сердце он пошел к Бокову, недавно назначенному начальнику текстильного управления Горсовнархоза. С Боковым он был знаком еще с тех времен, когда работал на комбинате главным инженером.
Выслушав горячий и сбивчивый рассказ директора, Боков покачал головой.
— Да… Положение у вас действительно аховое, что и говорить!.. Постараемся, конечно, помочь, чем сможем. Нельзя же, в самом деле, оставлять ближнего в беде… Только честно предупреждаю: многого не ждите. — И Боков пригласил в кабинет начальника финансового отдела.
Вошел долговязый худой человек, настолько худой, что дорогой костюм висел на нем, как на вешалке.
— Вот какая у меня просьба, уважаемый король финансов, — обратился к нему Боков, — переведите, пожалуйста, на текущий счет Московского камвольного комбината пятьдесят тысяч рублей из нашего резерва на пополнение оборотных средств.
Тот недоуменно пожал плечами.
— У комбината и так излишек оборотных средств в полмиллиона. Вместо того чтобы изъять, вы еще пятьдесят тысяч даете…
— Бывают обстоятельства, когда нужно помочь, зная заранее, что это не совсем по инструкции, — мягко сказал Боков.
«Король финансов» не уходил.
— У вас есть еще вопросы? — спросил Боков.
— Вопросов, пожалуй, нет, но замечание есть. — Финансист сделал паузу, проглотил слюну. — Нехорошо, очень даже нехорошо, скажу вам, когда фабрики самовольно вырабатывают товар по неутвержденным образцам. Они забывают, что у нас плановое хозяйство и партизанить нельзя. Если так будет продолжаться и дальше, то никаких оборотных средств нам не хватит, даже если Госбанк откроет перед нами свои сейфы. — Он достал из внутреннего кармана пиджака платок, вытер лоб и облегченно вздохнул, как человек, исполнивший свой долг.
— На эту весьма занимательную тему мы поговорим с вами в другой раз, — сдерживаясь, ответил Боков и отпустил начальника финансового отдела.
— Николай Иванович, для нас это не выход из положения, — начал было Власов, но Боков перебил его:
— Не взыщите, больше не могу!.. Оставаться совсем без резерва нельзя, — мало ли что может случиться…
— Разумеется, и за это спасибо! Но, пожалуйста, поймите меня правильно. Так ведь работать невозможно. Народ не хочет покупать нашу устаревшую, немодную и очень дорогую продукцию, а на пути к новому, словно нарочно, поставлены десятки преград… — Власов не без труда заставлял себя говорить спокойно, не горячась.
— Возможно, кое в чем вы и правы, — ответил начальник управления. — Однако забегание вперед трудно считать особой доблестью. Наверху тоже сидят умные головы и думают обо всем. Недаром говорится, что с горы виднее. Вы забыли об этой поговорке, забежали вперед и создали себе массу трудностей.
— Ну, знаете, лозунг «За нас думают» пора сдать в архив! Я с ним не был согласен раньше, тем более не могу согласиться теперь…
— Алексей Федорович, я вас уважаю за ваши большие инженерные знания, за огромный опыт, выдающиеся организаторские способности…