За пазухой советского пальто, Логвинова Анна

За пазухой советского пальто

Логвинова Анна

Бабушки охали — что же такое будет. Бабушки охали — как же все это станется. И я понимала — меня растят на убой Какому-то чувству чудовищного размаха. И вот — мне уже возмутительно много лет, А чувства такого все нет и нет. И я знаю — есть женщины, из которых все до одной Могут встать стеной. И сказать — что мол «наши мужья нам нравятся Больше Джереми Айронса!!!» Но я никогда не видела их мужей, Не снимала с них галстуков, не целовала их шей. И возможно поэтому Мне так никто и не нравится. Кроме,

конечно же, Джереми, Джереми Айронса…

* * *

Проснулась обнаженная, к полудню Оделась и хожу в ночной рубашке, Не ем, не пью, смотрю себе в окно, То чиркну спичкой, то чирикну птичкой. И мнится мнe: я — Дедушка Мороз, И среди лета в загородный дом Ко мне приходят дети — сто детей, И сто мешков им взвалены на плечи. Мы, дети, — говорит один из них, Не верим в Дед Мороза и пришли Затем, чтоб возвратить тебе подарки. И я, как Дед Мороз, бегу в киоск Пока светло, за сладостями к чаю. Спасибо, навестили старика, А то хожу один в ночной рубашке.

* * *

Она встала на цыпочки, и закрыла окно щитом, И он тоже проснулся, и нащупал спички в комоде, И они стояли так близко, как дождь и дом, Когда дом все стоит, а дождь не проходит. И тогда он сказал ей, что наступает зима. Они сняли две комнаты в доме напротив почтамта, И она целый вечер на коленях расставляла тома, Чтобы Тютчев был там-то, а Данте был там-то и там-то. И они просыпались, курили, варили овес, Он часами смотрел, как, живая от края до края, Она неподвижно лежала под дождем его слез, Иногда открывая глаза, иногда закрывая.

* * *

Забуду перед сном дневные лица И помня, что не так уж мы близки, Надену свитер, брюки и носки, Чтоб ты не постеснялся мне присниться. Давно не налетали не дубы ветра, но шляпок просто тьма под дубом. Не мог бы ты со мной еще немгубо, немруко и немного здесь побыть? Еще никто не умер от любви. Малину девочка несет в панаме. И на мече, который между нами, соломинки роняют муравьи.

* * *

Под простынкой не в полоску и не в клетку, а в цветочек, чистый хлопок, сто процентов, спит мужчина, настоящий. Очень странно, неужели это правда, сяду рядом, он глаза приоткрывает, смотрит дико, пахнет медом.

* * *

Пусть я без тебя в новый день перееду, но зная, что ты позвонишь перед утром, сдвигаю свою событийную утварь поближе к началу беседы. Поближе к началу беседы сдвигаю свою событийную утварь, и если ты мне позвонишь перед утром, то я в новый день перееду. Я с ней в новый день перееду. И так как сожительство не состоялось, то ты мне — событель. Мой внутренний ярус Хранит событийную утварь беседы. Твою и мою событийную утварь. Имущество наше растет соразмерно Часам и минутам. И дикие серны Мне снятся, когда ты звонишь перед утром.

* * *

Утром сделал мостик Завязал мне хвостик. А потом ушел Как же так — ушел? А потом пришел. Так и так, пришел. В

вафельном стаканчике Сливочный пломбир. Этот мостик — Аничков Я здесь командир!

* * *

Вот я иду — а из моей спины Торчат твои лопатки. Плывут вдоль берега креветки и касатки, А я иду вдоль крашеной стены. Я вышла из песочницы, и вот Иду между стеной и океаном. А то, что под ногами, очень странным, Нелепым образом во мне живет. Иду вдоль побережной полосы, Себя не отличая от дороги, И чувствую, как затекают ноги, Как будто я — песочные часы. Сейчас меня перевернет волна, Еще чуть-чуть, и берег станет гладким. Но бережно несет твои лопатки Сквозь ветры моя хрупкая спина.

* * *

Мы ночью одни. На полу в полусне Разложим подушки, чтоб не было страшно. Подушка к подушке, и только мурашки От ветра бегут со спины по спине. Синицы влетают окну в капюшон. Обнявшись за шторой, стоим на коленях. Мурашки нас приняли за муравейник — Кто перышко тянет, кто нитку нашел. Стрекозы поют, и на шторе цветок От ветра дрожит, ветер смотрит с балкона На нас, чтоб узнать по спинному наклону Где север, где запад, где юг, где восток.

* * *

Из берегов выходит лето, И солнце вновь пустило корни. Я сдачу с утренней газеты Бросаю в утреннее море. Летает солнечная стружка. К вокзалу, тонущему в астрах, Бежит английская старушка, Не завершив английский завтрак. Мне тоже нужен этот поезд, Но я пока пакую вещи. Шесть фунтов в сумочку на пояс, Шесть фантиков в рюкзак заплечный. За две минуты до отбытья Я нахожу себя в вагоне. А ты еще успел бы выпить Полчашки кофе на перроне.

* * *

Мы — стекла одного окна. Тебе — ветра, мне — занавеска. И мне не быть твоей невестой. Нас разделяет глубина Окна.

* * *

Ну, жирафствуй! Я в наш город вернулась! Я смешная в этой кожаной куртке. Из-под ног выскакивают кулицы И вспархивают переутки. Мы живем в Москве, мы — москиты, Впившиеся в Красную лошадь. Оставляю все медвери открытыми, И волкна тоже. Я на зебрах не пишу свое кредо, Лишь на заячьих листочках капустных. Мы змеемся каждую среду, Но зато по четвергам нам мангрустно. Раньше буйвольски хотелось анархий, А теперь глаза от кротости узкие. Расскажи мне про мои щеки хомягкие На языке кенгурусском.

* * *

Известен утренний прогноз, И без зонта не выйти на люди. Еще не кончен сенокос, А я люблю тебя без памяти. Ни одному из прошлых дней Теперь я больше не помещица, Они уже не спят во мне, Не снятся мне и не мерещатся. А ты опять косил траву, Косил так счастливо и запросто, Как будто я с тобой живу, Уже давно, с шестого августа. И ножки срезанных грибов Одни на свете нам свидетели, И ты чуть выше, чем любовь, А я чуть меньше, чем столетие.

1 2

Комментарии: