За пазухой советского пальто

Логвинова Анна

* * *

Я выверяла все поступки, Я так скупилась на ошибки, Что если вдруг тянула руки, То лишь в Макдональдсе к сушилке. Но он повел меня на митинг, Потом в метро, потом под зонтик, Не говоря ни извините, Ни, разумеется, позвольте. И я смеялась очень нервно, А он смеялся симпатично. Он так смеялся, глядя в небо, Что

даже вылетела птичка. Был день так долог, путь так труден, Что уронив за ванну мыло, Я вдруг решила — будь, что будет. И вправду — было, то что было.

* * *

Мужчина в поиске смысла, Женщина, лишенная смысла, Они встречают друг друга В последние числа. Они заходят в троллейбус Медленно, как космонавты, Они в состоянии правды Смотрят в окно на город. Они выбирают улицы, И ходят то там, то тут. Они никогда не целуются, Они никогда не умрут.

* * *

Когда зима, то по дороге в школу Еще темно, и колокол звонит, И мальчик бьет портфелем по ноге То маму, то себя попеременно. Они вдвоем бегут на остановку, И между ними теплится портфель, Который бьется в темноте, как колокол. И если так и вправду где-то было, То значит, что и ты ко мне придешь. Ты встанешь на пороге, как корабль, Я посчитаю волосы твои, Чтобы узнать досрочно, до которых считать умеет Бог, который создал три четверти сегодняшнего дня, промокший шарф, растаявшую шапку. А через час наш ЖЭК отключит воду, И стоя на пороге без воды, С прямыми спинами, с горящей люстрой, С заснеженными лицами, кто в платье, Кто в свитере, кто ждал, кто так и знал, Что стены между нами незаметно, Без лишних слов обрушатся на нас, И к сентябрю засыпят нас по брови. Мы сделаемся ясными друг другу. Ты сваришь кофе, так пройдет еще Полгода, и твои простые руки Привыкнут ко всему простому в доме. Ты будешь знать, где соль и лейкопластырь, И выходя в июне на балкон, Ты будешь ставить пепельницу на Промокшее сиденье скоростного Высокогорного велосипеда. И лыжи будут падать по одной К тебе на отрешенные ладони. Однажды ты проснешься, и в холодном поту ты скажешь Аня, я скажу… ты скажешь

Аня, я скажу — вот мама, вот президент, вот наш сосед из пятой квартиры в ожерелье из прищепок, ты скажешь Аня, я скажу — однажды, разбуженный виной, прибитый потом, к затихшей коже, к теплым волосам, ты спросишь: ГДЕ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ЛЮДИ? И я отвечу, что когда зима, Под козырьком прозрачной остановки Еще темно, и только ранний ветер Сдувает снег с заснеженных тетрадей, И мальчик смотрит сквозь прозрачный нос, И видит подъезжающий троллейбус, И мама красит губы в темноте, Ты не пришел, не думал приходить, Ты ни за что на свете не пришел бы Без полбуханки Рижского и спичек За пазухой советского пальто.

* * *

Нагладь на утро белый парус, Костюм на утро приготовь. Устань как следует, усталость Ничем не хуже чем любовь. Пройди по полю этот лье, Еще пол-лье, а там — ворота. Остановись у ателье, Перепиши часы работы, Дойди до прачечной, пока Туда придешь, короста снега Уже сойдет, и в сапогах Останется так мало меха, Что молнию и вверх и вниз Ты сможешь двигать без усилий. Не стоит кланяться на бис, Доделай все, что попросили. И поместив на монитор Пейзаж с баньяном или пальмой, Пойми, что все опять нормально, Что за окном — родной простор, Что ты уже не в группе риска, Что ночью — около нуля, И что любимый также близко, Как стены Древнего Кремля.

* * *

В каких-то смыслах все сбылось, Что ни случись, уже знакомо, Как хорошо раздеться дома, Носочки вместе, пятки врозь Поставить медленно на стену, Пусть со ступни стекает пена По кафелю, уже срослось Смешное тело с костью ванны. Я все лежу, но думать рано, Что это черепашья кость.

* * *

Я знаю, как это будет — это будет на ворованных досках. Ни тебя, ни меня не осудят, и земля будет плоской. Это будет без слов, без прелюдий, На пороге, за черным Днепром. Это будет, и будет, и будет, и будет, И не будет ни злом, ни добром.