За пещерным человеком
Шрифт:
Действительно, архаические культурные традиции на всех континентах отводят особую роль орнаментации одежды, утвари, украшений тела (например, татуировка) как своеобразному «удостоверению личности» незнакомца, глядя на которое, можно сразу установить, кто он, из какого рода, племени. Охотники на мамонтов, преследуя их стада от Центральной Европы до Дона, сохраняли одни и те же характерные мотивы орнаментов, типичные способы их нанесения и размещения на предметах обихода, включая одни и те же излюбленные числовые сочетания элементов украшений.
На эту тему много размышлял и К. Абсолон, основные вехи научной деятельности которого рельефно обрисованы в книге. В обширных материалах своих раскопок в Долни Вестонице, Пшедмости и других палеолитических местонахождениях Моравии он обратил внимание на частое повторение чисел 5, 10, 20 и кратных им в рядах зарубок, нарезок, штрихов, из которых
Первые публикации Абсолоном этих наблюдений в местной научной периодике прошли незамеченными. В 1937 г. в популярном английском журнале «Лондонские иллюстрированные новости» появилось сообщение Абсолона об интересной находке в палеолитическом слое Долни Вестонице: лучевой кости молодого волка, вдоль которой регулярно повторяющиеся нарезки разделены на две группы — 25 и 30. Как повезло этой находке, можно представить, вспомнив, что лет 80 до того многочисленные публикации подобных «счетных палочек» во многих странах выдающимися исследователями пещерного человека (начиная с Буше де Перта, Лартэ, Кристи, Пьетта, уже знакомых читателю данной книги) так и не пробили стену недоверия научной общественности, которая традиционно считала, что счет и пещерный человек-троглодит — это несовместимые между собой понятия: мысль о развитии интеллекта в палеолите казалась абсурдной. А «счетная кость» из Долни Вестоницы первой получила безоговорочное признание математиков.
Ей посвятил в 1938 г. специальную статью «Доисторическая арифметика в Вестоницах» в одном из американских математических журналов известный историк математики Дж. Сартон, и с той поры эта кость стала приводиться как древнейшее документальное свидетельство становления счета в первых разделах обобщающих трудов по истории математики. А углубление в эту проблему продолжалось.
К 1957 г. Абсолон тщательно проанализировал 24 орнаментированных палеолитических предмета в Моравии, констатировал частое повторение на них чисел, кратных 5 и 10, и… остановился в недоумении. В его подсчетах почти столь же упорно стали повторяться числа 4 и 8. Почему? Ответ пришел с берегов Дона, причем базировался он на результатах статистического анализа на новом уровне и в ином масштабе, включавшем уже всю палеолитическую графику, изученную на территории СССР.
Действительно, на этнокультурно родственных моравских стоянках кратные повторения типа 4–8 явно «догоняли» тип 5–10, с которым привычно связываются представления о систематическом счете постольку, поскольку мы сами ежедневно пользуемся именно этой системой. Но не так просто обстояло дело в первобытности, где системы счета параллельно развивались сразу на основе нескольких опорных чисел. Так, разнообразные сочетания чисел 4 и 5 (включая 4 x 5 = 20 — основание 20-ричной системы) характерны в культурах не только индейцев Южной и Северной Америки, эскимосов, но, например, и кельтов — древнего населения Европы. При этом число 4 ассоциировалось с 4-конечным крестом, 4 сторонами света, 4 ветрами. А миниатюрный 4-конечный крестик и был как раз типичнейшим элементом в орнаментации, следовавшей уже знакомой нам традиции охотников на мамонта и на Дону, и в центре Европы.
Другие племена-соседи не менее ревностно хранили иные ритмы счета, например 3–6–9, в дополнение к 5–10, и с такой традицией мы можем знакомиться, обращаясь ко многим культурам Евразии, начиная с палеолитического населения бассейна Днепра и Ангары. Очевидно, определенные этнокультурные традиции палеолита были связаны со способами счета и сохранялись благодаря счету.
Докапываясь до глубинных корней этих традиций, придется углубиться в средний палеолит. На карте Европы той поры нельзя не обратить внимания на то, сколь для западной части материка характерны троекратные повторения не только в графике, но, к примеру (уже знакомому читателям по описанию мустьерских погребений в Ля Феррасси), в ритуале. Существует мнение, что «тройки» акцентированы на древнейшем из ныне известных предметов со следами графической деятельности — бычьей кости с нарезками, найденной Ф. Бордом при раскопках в пещере Пеш де л’Азэ на юге Франции и датируемой сейчас возрастом 300 тысяч лет. Если это так, то соответственно удревняется становление чисто человеческой способности графически фиксировать число. Как, впрочем, и свойственной лишь человеку способности рисовать орнаментальные композиции — одной из важнейших предпосылок генезиса искусства.
В таком случае рационально-познавательные и эстетические потребности закладывали фундамент духовной культуры человечества в столь древнюю эпоху, когда неизвестны еще следы каких бы то ни было погребальных или иных обрядов, которые наука
К такому же мнению склоняет и рассмотрение мустьерской графики Восточной Европы. Характерный элемент ее, 4-конечный крест, позднее вошел, как уже говорилось, в этнокультурную символику части племен верхнепалеолитических охотников на той же территории. Что касается самого крупного и четкого, как бы «эталонного», рисунка креста с 4 концами и точно прямыми углами между пересекающимися в центре линиями, то он был вырезан рукой мустьерского человека на плитке известняка, найденной в слое среднего палеолита в Цонской пещере на Кавказе (Грузинская ССР). И здесь уместно добавить, что анализ развития мустьерских культур в Цонской и в ряде других пещер Кавказа позволил советским археологам выявить специфические черты их этнокультурного облика.
И вновь неизбежным становится заключение, что общественные потребности конкретных коллективов, передаваясь из поколения в поколение в эпоху палеолита, поставили творчество в центр человеческого бытия. К аналогичному выводу пришел после фундаментального анализа западноевропейского пещерного искусства Леруа-Гуран: высочайшие достижения, шедевры пещерной живописи венчали непрерывное накопление художественного опыта при непрерывности этнической традиции на протяжении многих тысячелетий.
Кстати, к моменту, когда дискуссии вокруг трудов Леруа-Гурана и Ляменг-Эмперер достигли апогея, пещерное искусство повернулось к исследователям еще одной гранью, и при всей неожиданности поворота его признали необходимым специалисты от разных дискутирующих сторон. Речь шла о календарно-астрономических наблюдениях палеолитических людей, запечатленных и в искусстве малых форм, и в монументальных пещерных ансамблях, на что разными способами, но единодушно указывали исследования в СССР и США, Венгрии и Испании и, конечно, во Франции. У самых разных племен той поры была типично календарная, день за днем, «запись» для современников и потомков определенной «информации», как мы сказали бы теперь, полученной от предшествующих поколений и в собственном жизненном опыте. Для этого использовались специальные графические знаки, особые способы их сочетания между собой и с художественными изображениями.
Так, загадочные связи образов быка и лошади, женских и мужских знаков в росписях главных залов пещерных ансамблей, получили, наконец, такое убедительное объяснение: календарные совпадения циклов воспроизводства в стадах быков и в родовых общинах охотников (длительность беременности — 10 лунных месяцев) сопоставлялись с циклом воспроизводства в табунах диких лошадей (практически совпадающим с годовым кругом движения Солнца и чередования сезонов) — астрономически точные соответствия этих явлений позволяли сопрягать две фундаментальные основы бытия первобытной охотничьей общины, одна из которых базировалась на роли женщин в продолжении рода, другая — на организации сезонных охотничьих промыслов (по преимуществу мужского труда) в соответствии с циклами воспроизводства животных, чтобы не лишиться основного источника существования.
Экологически мудрое отношение к природному и социальному миру, выработанное опытом многих предшествующих поколений, проступает центральной темой в разных формах пещерного искусства, развивавшихся тысячелетиями.
Таковы некоторые из впечатлений, соображений и размышлений, навеянных интересной книгой К. Скленаржа. Разумеется, многое не уместилось на ее страницах, и здесь мы могли коснуться лишь малой части новых данных, проясняющих некоторые загадочные для ее читателя моменты. Открытие пещерного человека продолжается. Кавказ, Урал, Крым, Тянь-Шань, Памир, Алтай… В 1986 г. на Алтае работал международный симпозиум, посвященный древностям его пещер. Ученые из США, Канады, Японии вместе с советскими коллегами изучали палеолитические слои в алтайских пещерах для лучшего понимания процессов первоначального заселения человеком Америки и Тихоокеанского бассейна, ибо поиски истоков этих процессов приводят сюда, в пещеры Алтая. Находки здесь уникальны, и японские археологи работали тут весь полевой сезон вместе с советскими коллегами.
Это тоже один из примечательных фактов наших дней. К концу XX в. изучение пещерного человека обнаруживает свой международный, всепланетный характер и актуальность его возрастает: это неотъемлемая часть бурно развивающегося ныне процесса самопознания человечеством своих истоков, а следовательно, и своих перспектив.
Б. А. Фролов,
доктор исторических наук
Предисловие … 5