За порогом боли
Шрифт:
Макс лежал на нарах в избушке, стеклянно глядя в темный потолок. Сначала все тело судорожно подергивалось, нервный тик поминутно искажал лицо. Воспаленный мозг изнутри жег черепную коробку, не в состоянии избавится от нечеловеческого напора эмоций. Даже полный двухсотграммовый стакан «Русской», налитый Кириллом, не помог. Расслабилось только тело, мышцы стали дряблыми и обвисли, а на лбу выступила испарина. Макс никак не мог собрать свои мысли. Они бессвязными роями носили в его голове и ускользали, не давая зацепиться ни за одну. Это были даже не мысли, а горячий набор видений, таких ярких, что они граничили
Кирилл колдовал над ухой. Он сварил рыбу, аккуратно извлек ее из котелка и, завернув в лист лопуха, отложил в сторону, бросил в жирный, но прозрачный бульон крупно порезанную картошку, потом кругляшки лука и горсть пшена, а «под занавес» добавил грамм пятьдесят водки, зелени и специй, и отставил в тень остывать. Позади скрипнула дверь, и Кирилл бросил, не оборачиваясь:
– Ну, что? Оклемался?
Макс хрипловато усмехнулся:
– Да уж! Еще немного, и мне уже никогда не надо было бы бриться.
Что-то в его тоне не понравилось Кириллу. Он обернулся, посмотрел на Макса, и, наткнувшись на горящий воспаленный взгляд с темными провалами вместо зрачков, нахмурился. Он уже видел такой взгляд. Видел не раз, там, «за речкой», как они говорили. И ничего хорошего такой взгляд не сулил.
…На войне не бывает легко. Но самые тяжелые бои – это первые и последние. Последние – потому что боишься нарваться на пулю, уже ступив одной ногой на порог своего дома. И этот безотчетный страх ломал даже железных парней, опытнейших бойцов. Мудрые командиры, не желая калечить психику солдат, за месяц до дембеля аккуратно переставали брать их на задания, находя достойные занятия в расположении части. А первые бои…
Как бы человек ни готовил себя к войне – тренируясь, читая книги и смотря фильмы – действительность потрясает его существо своей ужасной непохожестью на все, самые яркие и страшные, свидетельства. Огонь, страх, кровь, чужая и своя боль, отвратительная, совсем не похожая на киношную, смерть, крики, стоны, грохот, дым, пыль, пот, полная потеря ориентации, чувства времени и действительности, непреодолимое желание упасть, закрыть голову и закричать, чтобы сгинул этот кошмар!
Разные люди по-разному проходили этот экзамен. Кто-то срывался в пропасть страха, едва успев зацепиться за край. Они начинали бояться всего, но опытный наставник /жаль, что таких было мало/ мог вытащить их и заставить идти прямо. Другие ходили по краю пропасти, балансируя, они становились осторожными расчетливыми бойцами, и выживали чаще других. А кто-то падал в эту пропасть и разбивался, сходя с ума. Кто-то замыкался в себе, кто-то страстно влюблялся в жизнь, кто-то уходил в религию или в анашовые райские сады. А были такие, в ком человек внезапно пропадал, уступая место зверю. Не тигру, не медведю и не волку, а жестокому оборотню. Лихорадочный блеск в глазах на жестком суровом лице, твердость и спокойная холодность стекла, которая всегда готова разбиться и разлететься осколками бешенства при самом незначительном точке. Вот приметы этих людей.
И вот такой взгляд Кирилл сейчас видел перед собой. Он внутренне напрягся, но Макс сел у костра и закурил. Руки Макса не дрожали. Он был спокоен. Слишком спокоен для человека, который
Кирилл еще раз внимательно посмотрел на друга. Что и говорить, нехорошие симптомы. Впрочем, и не самые худшие. С такими людьми вполне можно иметь дело, если уметь контролировать их эмоции. Короче, поживем – увидим.
– Что скажешь? – нарушил молчание Макс.
– Твои действия обсуждать не будем – все грамотно. Того, с автоматом, завалил ты. Точно в сердце. Смерть мгновенная и почти безболезненная. Даже жалко. Но Рината надо «привязать», так что будем считать, что смертельный выстрел сделал он. Макс с удивлением посмотрел на «афганца».
– Он слабак, может расколоться, а так… – начал объяснять Кирилл.
– Это я понял, но…
– Ты что, даже не слышал, как Ринат стрелял? – развеселился Кирилл. – Ну, ты даешь!
– Да ладно… – сконфузился Макс.
– Ладно, так ладно, – примирительно кивнул Кирилл. – Это не главное. Нужен план. Надо убрать два трупа…
– Три, – поправил Макс. – Там, на тропке, еще один.
– Угу, – согласился Кирилл. – Значит три трупа. Надо разобраться с оружием. «Стволы» хорошие, грех бросать. И вот еще… – Кирилл придвинулся поближе, доставая карту Алика. – Смотри, здесь кое-что помечено. Думаю, есть смысл прошвырнуться, а? А вдруг клад?
3а «кладом» вышли на следующее утро. Ринат остался в лагере, ошарашенный и пришибленный сообщением, что он – убийца.
– Молодец, хорошо среагировал, – «ободрил» его Кирилл. – Если ты с ФСБ связан, то это у тебя, наверное, не первый случай. Да, если и первый – привыкай, служба такая.
Из дальнейшего разговора, вернее из обрывочных, как бы между делом, фраз, Ринат извлек, что нож Макса попал в ребро, а он довершил дело. И что крутить бесполезно – два свидетеля и дробь из его ружья – улики неоспоримые. Не мог же знать этот фантазер, что баллистическая экспертиза ничего не даст, так как дробь не сохраняет примет ствола, ее пославшего.
Все фантазии, которыми он жил, вдруг ужаснейшим образом обратились в явь и оказалось, что приключения, о которых он так мечтал, вещь не такая уж интересная, и лучше бы обходиться без них. Но обратной дороги нет. Он убийца. И черт бы побрал этих двух придурков – спокойного, как удав, «афганца» и этого слабака-журналиста. Даже нож бросить не может! И ни слова благодарности, а ведь Ринат ему жизнь спас!
Ринат и понятия не имел о еще двух трупах, лежащих сейчас в болоте, привязанными к корягам…
Парни уже не первый час плутали по лесу. Два крестика на карте-десятиверстке оставались неуловимыми. Друзья перебрались через холодный ручей и вошли в густую поросль кустарника и молоденьких деревьев. Когда-то, наверное, лет пять-семь назад, здесь горел лес. Вокруг торчали обгорелые стволы. А на месте пожарища щедро удобренная пеплом земля выплеснула из себя новую порцию жизни.
Все это росло так густо, что идти было почти невозможно. Макс запутался в ветвях и, подергавшись, вдруг заревел и рванулся с силой раненого самца гориллы. Он выхватил нож и стал рубить направо и налево, одним взмахом срубая по два-три ствола приличной толщины. Кирилл сокрушенно покачал головой и двинулся следом.