За пределами Ойкумены(изд.1993)

Ефремов Иван Антонович

Вместе с Баурджедом она склонялась в полутемных святилищах перед звероголовыми изображениями тех, кто должен был спасти Баурджеда от судьбы, изменив ее, и дать другое направление мыслям фараона.

Страшные, выкрашенные в черный и темно-красный цвет, статуи богов-зверей сидели перед молодой четой в пугающей неподвижности. И оба невольно вздыхали с облегчением, выходя на солнечный свет из храма, в котором оба чувствовали себя одинокими, придавленными и отвергнутыми… несмотря на льстивые уверения жрецов.

Тоска, снедавшая молодого казначея, только усилилась, когда поздно вечером они с женою вернулись в свой богатый и уютный дом. И Баурджед снова ощутил бы недовольство собой, если бы мог узнать, что делалось в это время в домике Уахенеба, стоявшем

у самого берега, на нижней окраине города. Когда явившийся домой кормчий рассказал жене о плавании, предстоящем ему, та побледнела, но быстро овладела собою. Еще крепкая, сорокалетняя женщина, вырастившая троих детей, она привыкла к невзгодам жизни без Уахенеба, так часто отлучавшегося в свои плавания. Тут было иное: страшная угроза нависла над небогатым, но все же благополучным существованием всей семьи. И все же жена Уахенеба старалась не показать мужу своей жестокой тревоги, зная, что он все равно ничем не сможет помочь ни ей, ни себе.

Уложив мужа отдохнуть, она принялась стряпать, достала пива, созвала друзей. И в этот вечер на маленьком дворе Уахенеба долго не смолкал шум возбужденных разговоров, воспоминаний о перенесенных опасностях, бодрящих напевов, что помогают жить морякам, земледельцам и водителям караванов через безотрадные, мертвые пустыни.

Отчаяние, слезы и мольбы перед богами не помогли: в назначенный срок Баурджед предстал перед фараоном. Долгая беседа со жрецом Тота Мен-Кау-Тотом ободрила молодого человека. После наставлений жреца Баурджед получил надежду на возвращение, хотя в доме его оплакивали, как идущего на верную гибель.

— Я повелел казначею севера освободить тебя от забот, — сказал Джедефра.

Баурджед ничего не ответил.

— Какой же путь ты избрал? — негромко продолжал фараон.

— Я думал идти вверх, — ответил Баурджед, — но мудрый Мен-Кау-Тот отсоветовал мне. Я поплыву Лазурными Водами — так будет скорее…

Джедефра удовлетворенно наклонил голову.

— Я прикажу рабам умастить тебя. Пошли в гавань Суу [44] мой приказ впереди себя, чтобы лучшие суда прибыли туда от озер Змея и стояли в готовности. Возьми лучших воинов, рабов, опытных в плавании, оружия, продовольствия и сокровищ, сколько понадобится. И не медли с отправлением — путь невообразимо далек, ни один из сынов Черной Земли не дерзал еще совершить его… А я хочу, чтобы ты вернулся быстрее. Весть об открытии пути в землю богов ободрит голодных, богатства, которые ты привезешь, успокоят вожделения знатных. До пределов мира достигнет власть Черной Земли, и польются богатства в нее потоком, подобным Хапи. Богатства, взятые из чужой страны, скорее приведут Кемт к новой силе, чем долгая постройка каналов и плотин. Вот почему на тебя большая надежда. Будь смел, как подобает сыну Кемт и твоему высокому назначению. И обнимешь ты детей своих, успокоишься в гробнице своей [45] . А я позабочусь, чтобы гробница была достойна тебя, — неподвижное лицо фараона осветилось благосклонной улыбкой.

44

Гавань Суу— ныне Коссейр на Красном море.

45

Обычная древнеегипетская формула благополучия.

Баурджед, припав к ногам владыки, благодарил Джедефру и удостоился новых знаков милости.

Большая толпа собралась у истертых ступеней, сходивших к реке против главной торговой площади. Три больших грозовых судна медленно выплыли на середину реки. Борясь с течением, гребцы ударяли по Еоде, и легкие брызги искрились на солнце вокруг мерно качавшихся желтых весел.

Все стоявшие у пристани отдельными кучками: сановники и жрецы, воины, густо усеявшие площадь и берег, толпы простого народа и только

что закончившие погрузку рабы — все были по-разному взволнованы отправлением невиданной экспедиции. Многоголосый шум толпы то стихал, то снова усиливался, заставляя недовольно хмуриться группу вельмож и жрецов, стоявших у северного края причала.

Многие смотрели на отъезжавших с тревогой и сожалением, как бы не сомневаясь в неизбежной гибели храбрецов. Другие оживленно переговаривались, высказывая смелые надежды. Нашлись и такие, которые завидовали отправлявшимся и хотели бы быть в их числе. Их было больше всего среди бедных ремесленников и садоводов столицы, в особенности молодых, еще не смирившихся с однообразием своего тяжелого ежедневного труда.

За судами, уходящими из пределов страны, молчаливо и грустно следили рабы, которым суждено было кончить здесь свои дни в унижении и плену.

Не раз слишком отважные возгласы, раздававшиеся в толпе, заставляли людей испуганно оглядываться назад. Там, вдали, на балконе дворца, подпертом высокими столбами, не видимый в глубокой тени навеса, присутствовал сам живой бог, фараон, даже имя которого не смел произнести житель Та-Кем…

На каждой мачте, составленной из двух еысоких, сходящихся кверху стволов, поднимались огромные квадратные паруса. Мастер паруса, большой Нехси, сидевший высоко на корме, потянул за веревку — широкая рея повернулась, и парус надулся. Кормщики-негры навалились на рулевые весла, привязанные по два с каждой стороны высокой кормы. Суда стали быстро удаляться от города Белых Стен.

Баурджед с кормы головного судна жадно вглядывался в берег. Городские постройки медленно принимали туманные, нерезкие очертания. Уже около часа шли суда вверх по реке, а все еще позади, на левом берегу, можно было различить далекую зелень пальм и над нею едва заметную белую полоску. Но вот долина повернула прямо на юг, красноватые обрывистые скалы выдвинулись справа и закрыли отдаленный низкий берег.

День за днем плыли суда мимо сел и городов, низменности сменялись скалами. Ничто не нарушало дневного покоя безлюдных болот, дремавших под жарким солнцем. Северный ветер — друг Черной Земли — дул почти непрерывно, ослабевая лишь к рассвету, и днем снова возобновлял свою благодатную деятельность.

До Зимней прохлады было еще далеко, и птицы не скоплялись на реке в таком несметном количестве, как во время наводнения. Великолепные цапли поднимали вверх свои гибкие шеи и смотрели на проходившие суда зоркими, ясными глазами. Священные птицы Тота [46] иногда проносились над судами к радости всех, веривших, что их тяжелый угловатый полет сулит удачу и доброе напутствие. Временами встречные суда сообщали новости из провинций юга, и надрывные голоса разносились по реке, пока не замирали вдали. Десять из сорока двух сепа — провинций обеих стран [47] — уже были пройдены Баурджедом на пути от столицы государства.

46

Священные птицы Тота— ибисы.

47

Первоначальное раздельное существование Верхнего и Нижнего Египта очень долго сказывалось на государственных названиях.

Выше по реке долина снова расширялась, отклоняясь на восток, — начиналась провинция Антилоп. С древних времен здесь среди домашнего скота преобладали антилопы разных пород.

Суда проходили близко от каменоломен, в которых трудилось множество рабов. У самой воды люди пилили камни, превращая грубо обтесанные глыбы в гладкие, правильные плиты и брусья.

Длинные медные пилы сверкали на солнце, с визгом и скрежетом врезываясь в камень при помощи беспрерывно подсыпаемого мокрого песка. Черные и бронзовые тела голых рабов блестели от пота.