За пределом

Веселова Янина

– Ехать. Мэдок тебя отвезет, а Мардж посидит с девочками. Я…

– Ты уже обо всем договорился, - засмеялась Надюшка куда-то в мужнину шею.

– Да, - смущенно закашлялся он.

– Значит я должна забрать у отца Бенедикта гранийскую тетеньку?

– Не совсем. Для начала ты обговоришь с ним подробности церемонии. Выяснишь, что одеть, куда идти, о чем говорить, и как низко кланяться. Потом посмотришь на служанку и договоришься с ней о работе.

– А если она мне не понравится? Могу я от нее отказаться?

– Можешь, - подумав, разрешил Доу.
– Неволить не

буду.

– Вот и ладушки, а теперь отпусти меня. Пора вставать.

***

– Что-то ты сегодня грустненькая, - обсудив погоду и урожай, Мэдок сначала долго молчал, а потом сунул Надюшке пирог с мясом, - бледненькая и замученная. Можешь не отвечать, главное кушай.

– Ладно, - поблагодарив заботливого соседа, улыбнулась Надя.
– Не буду отвечать, буду спрашивать.

– Давай, - согласился Мэдок.

– У нас свадьбы по осени играют, а у вас?

– У нас тоже. Ну, кроме некоторых исключительных случаев. Таких, как твой или принцессы Оливии, - проницательно блеснули глаза старого палача.

– А с ней-то что? Тоже под закон попала?

– Ну ты даешь, девочка, - погрозил пальцем Мэдок.
– Смотри не ляпни этак вот. Да… - он расправил усы, словно время тянул.
– А собственно… Ладно, слушай. Дофин наш, храни его Единый, должен был жениться аккурат после праздника урожая, в месяц сытой луны. Смекаешь?

– Вы про болезнь соседского короля?

– А болезнь ли это?
– Мэдок задумчиво посмотрел в летнее небо.
– И наследники у красавчика Робера тоже… Короче, со свадьбой торопиться надо. И не делай такие глаза, детка. То, о чем ты только что узнала, обсуждает каждая торговка на рынке, каждый выпивоха в кабаке, каждый…

– Я поняла, поняла!
– замахала на него руками Надя.

– А все почему? Да потому что они дома не сидят безвылазно! Они с людьми общаются, себя реализуют! Одна ты…

– Так уж и одна.

– В нашем клане одна!
– отрезал сосед.
– Вот Лаванду ты же приставила к нужному делу, заставила Магнуса ей мастерство передавать семейное. И сама могла бы красоту в домах наводить. Сначала у нас, а после еще у кого-нибудь.

– У меня дети…

– Дети, они у всех! Нечего тут, - отвернулся Мэдок.
– И дети, чтоб ты знала, не помеха, а стимул. Жизнь прожить так, чтоб они гордились матерью, так то.

***

Несмотря на то, что службы в храме проводились не каждый день, дел у отца Бенедикта было много. На его плечи ложились и заботы о сиротском приюте, и о лазарете, окормление клана, а кроме того и те, кто угодил в казематы крепости Арнорак тоже были под его рукой. Ибо и они дети Единого.

Вот и сейчас святой отец аки пчела трудился на ниве божьей.

– Подождем, - Мэдок галантно предложил своей спутнице руку.
– Ну а что?
– хохотнул, видя ее удивление.
– Мы тоже в хороших манерах понимаем.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, - согласилась Надя.

– Первым делом в святилище зайдем, поклонимся родимым косточкам, а там и отец Бенедикт освободится.

– Ага, - поникла Надюшка, у которой не было никакого желания лишний раз любоваться на черепочки, позвонки и прочие берцовые

лопатки родственников со стороны мужа. Как-то это было неприлично что ли. Словно норовишь увидеть запретное, если не сказать, неприличное в своей обнаженности. Но делать было нечего. Оставалось только смириться.

А вообще официальная религия Алеены Наде нравилась. Была она мудра в своей незамысловатости. Единый он был действительно един. Добрый отец своим детям. Тот, кто всегда простит, поймет и поможет, даже если пожурит или накажет поначалу. И не нужны ему были обряды навроде инициации, крещения и всякого другого приобщения к вере. Ведь Единый принимал всех. И всех же защищал от козней своего извечного врага - Рогатого.

А еще Наде нравилось, что не было в этой религии ада и рая. Вернее ад был, и располагался он на земле. Именно сюда отправлял Единый провинившиеся души, чтобы они, хлебнув горя и несчастий, вернулись к нему очищенными и осознавшими. И тогда уж могли такие душеньки оставаться возле отца своего, вкушая радости и вечную жизнь. Но если посещение земной юдоли не принесло желаемого результата, грешник отправлялся на перерождение. И так раз за разом до полного просветления.

– Простите, что отвлекаю от молитвы…

– Что?
– вздрогнула задумавшаяся Надя.
– Извините, я не расслышала.

– Меня зовут Джессика Милн. Отец Бенедикт сказал, что вы можете дать работу. Поэтому осмелилась… - женщина запнулась и замолчала.

– Да, верно, - Надюшка ободряюще улыбнулась.
– Только я думала, что он сам познакомит нас.

– Святой отец совсем скоро освободится, - оправдывалась Джессика, - и конечно подтвердит мою личность. А я… я решилась поговорить с вами наедине, чтоб рассказать о своих обстоятельствах. Если можно конечно. Только давайте выйдем на воздух, вести подобные разговоры в храме невместно.

– С удовольствием, - согласилась Надя, которая на год вперед насмотрелась на 'родные косточки.'

Да и миз Милн ей понравилась. Было в ней что-то располагающее, а еще цепляющее. Опрятная миловидная худощавая до прозрачности, до какой-то щемящей трогательности. И глаза, бездонные полные боли, ожидания и надежды глаза.

– Понимаете, мне очень нужна эта работа, - идя вдоль стены, сложенной из останков казненных, - жаловалась гранийка.
– Вернее любая… Так получилось, что именно от меня зависят жизни сестры и племянников. Поэтому я и согласилась! Только поэтому! Вы должны понять меня!
– она остановилась в дверях святилища и требовательно посмотрела на Надю.

– Да, да, я понимаю, - согласилась немного напуганная таким напором та и даже отступила на пару шагов вглубь храма.

– Спасибо!
– на лицо Джессики набежала было тень, а потом она сменилась слепящей радостью.
– Мне было важно услышать от вас это!

Сказав это, она крепко взяла Надюшку за руку, с силой сжала ее ладошку…

– Ой, - вскрикнула Надя, почувствовав резкую боль.
– Что это?
– она с удивлением посмотрела на бегущую по пальцам кровь.

– Приглашение к Единому, - спокойно ответила гранийка, как-то по-особому поворачивая кольцо на руке.
– Сейчас вместе пойдем.