За пригоршню чар
Шрифт:
Она увидела мое решение, и заставила себя ничего не выразить на лице, когда ее инстинкты налетели на нее бурей.
Это неправильно, — сказала она. — Не заставляй меня говорить «нет». Потому что я не смогу.
Так и не надо.
Ниточка страха заструилась во мне, превращаясь в ленту восхитительного напряжения в паху, в покалывание кожи. Господи, что же я творю?
Я чувствовала, как она бьется со своими желаниями, я смотрела ей в глаза и не видела страха в этой абсолютной черноте. Я была покрыта ее ароматом, а мой собственный шелковыми
— Ты в смятении, — сказала она, тщательно сдерживаясь, недвижная, застывшая.
Я облизнула губы и ощутила в них покалывание.
Я в смятении. Но не в страхе.
А я в страхе, — выдохнула она, и черные ресницы упали на бледные щеки. — Я знаю, чем это кончается, слишком много раз видела. Рэйчел, ты в обиде, ты не можешь ясно мыслить. Когда это случится, ты увидишь, что ошиблась. — Она открыла глаза. — Меня все устраивает и так. Я почти весь год убеждала себя, что, лучше ты мне будешь подругой, которая не разрешает до себя дотронуться, чем разрешишь — и убежишь от страха. Прошу тебя, скажи, чтобы я ушла.
Адреналин волнами уходил все глубже, я стояла, не в силах дышать. Мысли вернулись к руководству для свиданий, которое она мне давала, к ощущениям, невероятно манящим и пугающим темным ужасом одновременно — тем, что она внушала мне, пока я не запомнила, чего не надо делать. Мелькнула мысль, что я прямо сейчас ею манипулирую, зная, что она не в силах подавить свои инстинкты, когда есть доброволец. Я могу ее повернуть сейчас в любую сторону, и от этой мысли предвкушение ужаса плеснуло в меня волной.
Стоя перед ней, я покачала головой.
Скажи, почему, — прошептала она, и лицо ее прорезали морщины глубокого страдания, будто она почувствовала, как сползает куда-то, куда ее влечет и отпугивает одновременно.
Потому что ты мой друг, — сказала я дрогнувшим голосом. — И потому что тебе это нужно, — добавила я.
В глубине ее глаз, черных в тусклом свете, мелькнуло облегчение.
— Этого мало. Я так хочу тебе показать, что это такое… До боли хочу. — Голос ее вился серой лентой. — Но не стану, если ты не признаешь, что тебе это нужно не меньше, чем мне. Если нет, то оно того не стоит.
Почти в панике я попыталась понять: что она хочет, чтобы я признала? Я даже не знала, как назвать те эмоции, от которых у меня глаза увлажнились непролитыми слезами, а тело жаждет чего-то, мне непонятного.
Увидев мое испуганное молчание, она отвернулась. Длинные пальцы взялись за ручку двери, я застыла, увидев, как все это превращается в неприятный инцидент, который навеки раскроет между нами пропасть. В панике я быстро выговорила:
— Потому что я хочу тебе, верить. Потому что я уже тебе верю. Потому что я этого хочу.
Она уронила руку с дверцы, у меня пульс забился громом, а у нее задрожали пальцы. Я знала: она услышала в моем голосе правду в тот же миг, как
— Зачем ты со мной это делаешь? — спросила она, не оборачиваясь. — И почему сейчас?
Она обернулась — и ее страдающие глаза меня потрясли. Едва дыша, я шагнула ближе, протянула руки — но остановилась нерешительно.
— Я не знаю, что надо делать, — сказала я. — Терпеть не могу чувствовать себя дурой. Делай что-нибудь, прошу тебя.
Она не шелохнулась. Слеза выкатилась из ее глаза, и я потянулась ее стереть. Айви дернулась, поймав меня за кисть. Ее пальцы сияли белизной рядом с черным золотом Кистенова браслета, их бледная удлиненность закрыла метку демона. Я подавила инстинктивное желание выдернуть руку, подчинилась, когда она подтянула меня ближе, положила мою руку себе на поясницу.
Так неправильно, — прошептала она. Наши тела не касались друг друга, но ее волосы переплелись с моими, и моя рука обнимала ее за талию, а она держала меня за запястье.
Так сделай правильно, — сказала я, и карее кольцо вокруг ее зрачка сузилось.
Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, на запах определяя, на что я пойду и на что нет. Когда ее глаза открылись, карего там не было — сплошь чернота.
— Ты боишься, — сказала она.
— Я не тебя боюсь. Я боюсь, что не смогу забыть. Боюсь, что это меня изменит.
Она приоткрыла губы:
Изменит, — выдохнула она в дюйме от меня.
Я задрожала и закрыла глаза:
Тогда помоги мне не бояться, пока я не пойму.
Она легонько тронула меня за плечо — и я вздрогнула, широко распахнула глаза. Что-то во мне сместилось. Я глубоко вздохнула и ахнула, когда Айви скользнула ко мне. Я невольно попятилась, а она одной рукой придержала меня за плечо — другая все еще держала мое запястье у нее за спиной — и подалась за мной, пока я не уперлась спиной в стену. Не сводя с нее пристальных глаз, я задержала дыхание, не собираясь сопротивляться. Пробовала уже как-то раз. Живой осталась, слава Богу.
Глаза у Айви горели; выпущенная на волю жажда крови задела во мне струну, от которой забился пульс. Пальцы Айви вдавились тверже, она задышала быстрее. Я сказала себе, что это то, чего я хочу. Я верила в это. Принимала.
— Не бойся, — шепнула она, нацеливаясь.
Я не боюсь, — соврала я, подавляя мелкую дрожь. О Боже, сейчас это случится…
Если будешь бояться, включишь парализацию. Мне это не подконтрольно, реакция запускается от твоего страха.
Она отвела от меня взгляд, и восхитительное чувство падения пронизало меня, когда она посмотрела мне на шею. Я закрыла глаза, а во мне боролись, бушуя и переплетаясь, блаженство и страх. Я ощутила чувство ее близости, приняла его в себя. Мне и правда нужно ощущение опасности, чтобы помнить, что я жива? А это плохо? И какая разница, если никому, кроме меня, дела нет?