За пять веков до Соломона
Шрифт:
Глава Шестая
Удач остерегайся!
Когда же фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет.
И обвел Бог народ дорогою пустынною к Чермному морю. И вышли сыны Израилевы вооруженные из земли Египетской.
Остановку сделали только перед закатом. Израильтяне всем видом показывали, что готовы идти дальше, но слишком
Уасет остался далеко позади. После недолгого раздумья Моисей повел израильтян не плодородными землями вдоль широкого Нила, а в сторону восточной пустыни. Через час привычная зелень полей сменилась желтыми песчаными дюнами, а когда солнце приблизилось к зениту, отроги каменистых гор преградили путь. Отряд резко свернул, оставляя гряду по правую руку. Моисей направлялся к долине на полуночи. Через нее пролегала дорога к Чермному морю.
Такой путь в Мадиамскую землю был чуть короче, чем по Нилу. Да и города с военными гарнизонами оставались в стороне. А главное — только безумец бы решился повести толпу беззащитных людей через бесплодные земли, где и колодцы-то встречаются не каждый день. Что-то подсказывало Моисею: не стоит полагаться на обещания Рамсеса. Лучше вести себя непредсказуемо, избегая людных мест и проторенных дорог.
Только сейчас Моисей полностью осознал, что затеял. Одно дело выступить на марш с обученной и дисциплинированной армией и совсем другое с сотнями семейств вчерашних рабов, что внезапно обрели свободу. Даже такое простое дело, как разбивка лагеря, затянулось на несколько часов.
Моисей полагал, что утомленные долгим переходом люди тотчас улягутся отдыхать, но к большому удивлению стан гудел и не думал засыпать. Широкие улыбки и радостные лица сопровождали Моисея, когда он проходил между сидящими прямо на земле израильтянами.
Казалось бы, вечерний зной, голая пустыня без единого деревца не располагали к ликованию. Но люди укладывали на песок нехитрые пожитки, а сами устраивались под покрывалами, что перекидывали через стоящих рядом буйволов. Стан израильтян ничем не напоминал военные лагеря, что не раз приходилось устраивать Моисею: ни строгого порядка, ни окриков десятников и сотников. Зато шум и гвалт, словно на праздничном рынке.
И чтобы подобие стало полным, в центре разгорелся высокий костер, а вокруг устроились музыканты. Моисей и не подозревал, сколько флейтистов было между рабами. Весело засвистела одна, вторая, третья дудочка, сложную мелодию подхватили арфы, потом вступили цитры — и вот радостная песнь поплыла над землею. Десятки барабанов разнесли ликование на сотни шагов, не оставив никого равнодушным. Израильтяне столпились в огромный круг, притопывая и похлопывая в такт задорной песне.
Невысокая женщина выступила вперед, трещотки-менат взлетели над головой, и изящное тело закружилось в танце. Стройный стан изгибался из стороны в сторону, повинуясь строгому ритму. Плавные наклоны сменялись крутыми поворотами на вытянутых носках. Трещотки стучали, словно пощелкивания бича, тысячи искр взлетали светлячками в вечернее небо.
Завороженный дивным танцем Моисей замер на месте. Очередной огненный сноп выхватил
— Я хочу посвятить этот танец человеку, который подарил нам самое ценное — свободу, — зазвенел чистый голос, за который десять лет назад Моисей был готов отдать, что угодно. — Моисей, это подарок тебе от всех нас!
Музыка грянула пуще прежнего, теперь она лилась отовсюду. Словно по волшебству в руках каждого израильтянина появились бубенчики-систры. В праздничной мелодии зазвучал грозный лязг бронзовых мечей на поле битвы, чтобы через минуту смениться счастливым перезвоном свадебного ожерелья, а затем мерным постукиванием люльки с ребенком.
Десяток молодых израильтянок окружили Моисея. Он и глазом не успел моргнуть, как оказался в самом центре праздника. Сначала девушки заколыхались, словно камыши под порывами ветра, потом бешено завертелись вокруг, подражая яростной схватке богов, где сверкали молнии и обрушивались скалы, чтобы еще через мгновение вознести Моисея подобно соколу в небесную высь.
Гремели трещотки-менат, звенели бубенцы систр, стучали барабаны, радостно пели флейты и арфы. Мелькали девичьи тела, смотрели, не отрываясь, полные любви глаза Мариам, звучали крики и аплодисменты.
У Моисея выступили слезы, он перестал видеть, только яркий огонь костра проступал сквозь туманную пелену. Горло сузилось, стало размером с игольное ушко, и дыхание с трудом прорывалось сквозь распахнутый рот. В то же время тело наполнилось такой легкостью, будто и не было бессонной ночи и тяжелого дня.
— Слава Моисею! — выкрикнул кто-то.
— Слава! Слава! Слава! — подхватила толпа, скандируя в такт музыке.
Ради этого стоило сносить все невзгоды последних недель! Вот оно настоящее счастье! Жить ради других и чувствовать, что они это понимают и ценят! Моисей молча упал на колени и поклонился в ноги людям, что непрерывно выкрикивали его имя…
Улыбки встретили Моисея и позднее, на совете вождей. Открытая детская радость так явственно светилась на лицах седых патриархов, что Моисей и сам просиял.
Аарон, как обычно не стал дожидаться, пока все рассядутся:
— Мы сделали! Моисей, мы свободны!
— Да, Аарон, мы это сделали, — Моисей надолго замолчал, чтобы улыбнуться и кивнуть каждому из сидящих в кругу. Внутри все клокотало, хотя внешне казался спокойным. — Мы сделали первый шаг, но еще далеко не свободны. Свобода ждет в Мадиамской стране, до которой только предстоит добраться. Знаю, это не будет просто: впереди долгие дни пути по пустыне от колодца к колодцу, по крутым горам и каменистым долинам. И пока не выберемся из Египетского царства, не думаю, что можем чувствовать себя спокойно.
— Почему, Моисей? — спросил старейшина из рода Неффалимов. — Разве не уверял ты, что Рамсес слово дал на волю нас выпустить?
— Истинно так. Слово-то он дал, но не знаю, насколько слову тому доверять можно. А ну как хватится он завтра и решит все назад поменять? И войско за нами пошлет?
— А мы с войском тем также расправимся, как ночью на площади! — улыбки патриархов одобрили громкое восклицание Аарона.
— На площади нам внезапность и темнота помогли, а теперь Рамсес заранее подготовится.