За речку
Шрифт:
Не знаю почему, но мне вдруг захотелось отвесить ей шутовской поклон. Сдержав себя, я ответил фразой Сергея Владимировича:
– Понял. Это – наша обязанность!
Два дня пролетели быстро и, если бы не разговор с Сашей, почти незаметно. Напрасно я напоминал жене, что моя командировка за речку была ожидаема и неизбежна, у неё на всё был один, но железный аргумент – слёзы. В конце концов, не выдержав, я, что называется, психанул и повысил голос:
– Хватит меня заранее хоронить! Я – живой и собираюсь жить дальше. С тобой
Странно, но мои эмоции подействовали на неё как сильнодействующее успокоительное. Саша вытерла глаза и строго посмотрела на меня:
– Правда?
– Конечно правда…
– Хорошо. Только пообещай мне, что обязательно вернёшься.
Я с трудом подавил улыбку и ответил со всей серьёзностью:
– Обещаю.
Дни и впрямь пролетели очень быстро и уже ровно в 11.45 я снова постучал в дверь приёмной. Услышав знакомый голос, вошёл в комнату и увидел Софью Львовну, выстраивающую моих сотоварищей посреди ковра. Инструктор бросила на меня беглый взгляд, вероятно прикидывая мой рост и одновременно определяя место в шеренге:
– Проходите капитан. Какие сегодня высокие товарищи подобрались… Вот, занимайте своё место в строю.
Уже знакомый мне молодой майор шутливо заметил:
– Третьим будешь…
Софья Львовна в негодовании всплеснула руками:
– Товарищи коммунисты! Как вам не стыдно? Сейчас Сергей Владимирович выйдет, а вы…
Она не успела закончить свою пламенно-обличительную речь, как дверь кабинета плавно отворилась и в приёмную торжественно вошёл начальник политотдела. Мне показалось, что инструктор сейчас скомандует как командир парадного расчёта на полковом плацу: «Равняйсь. Смирно», но она лишь поправила причёску и негромко проговорила:
– Сергей Владимирович, всё. Товарищи получили открепительные документы и расписались в ведомости.
Подполковник кивнул головой и подошёл к стоящему на правом фланге старшему лейтенанту с эмблемами артиллериста. Пожав руку офицеру и посмотрев на его правый погон, политработник спросил:
– Куда направляетесь? В ГСВГ?
Старший лейтенант смутился и поправил начальство:
– Нет, товарищ полковник. В ЮГВ.
Начпо отпустил руку напутствуемого:
– В Венгрию значит. Ну, всего хорошего вам. Не подкачайте, – не закончив фразы он подошёл к майору. Выслушав короткий доклад офицера, подвёл итог:
– Ну, что же… Одесский округ тоже неплохо. К морю, значит. Не подкачайте…
Через пару секунд бесцветные глаза подполковника уже упирались в мой правый погон:
– Вы, по-моему, в ГСВГ командируетесь?
Во мне проснулся бравый солдат Швейк. Я слегка прищёлкнул каблуками и чётко отрапортовал:
– Так точно, товарищ полковник!
Начпо уже хотел озвучить напутственную фразу, как в разговор вмешалась инструктор:
– Как в ГСВГ? У меня в учётах ОКСВА значится, сороковая армия. Вот и подпись капитана… Ошибки быть не может, это же документы партийного учёта!
В глазах подполковника
Комбат, на правах старшего, посмотрел на Захидова, взводного, который до прибытия моего заменщика, принял должность с пометкой «ВРИО». Лейтенант ужасно гордился и временным назначением, и моим приглашением на отвальную.
– Наливай, лейтенант. Чего водку-то греть?
В канцелярии собрались офицеры управления батальона, командиры рот и начальник полкового клуба Юра Опилкин. В полку было немного «афганцев»: Лёха Будник, командир второй роты нашего батальона, и этот самый Юра. Несмотря на то, что Лёха был награждён медалью «За отвагу», а Опилкин лишь почётной грамотой Ленинского комсомола, именно он почему-то считался самым настоящим «афганцем».
Глушаков поднял стакан и кивнул Буднику:
– Давай Алексей, тебе первое слово. Как ротный ротному.
Лёха поднялся со стула и подняв кружку, посмотрел на меня:
– Ну, давай, братан, чтобы третий тост за тебя не поднимали.
Чокнулись, выпили, закусили. Комбат, аккуратно вытерев губы платком, откинулся на спинку стула:
– Жаль, что ты уезжаешь. Нормальный ты мужик и ротный отличный… Как с билетами?
Я невольно усмехнулся:
– С билетом. Пока в один конец. С билетом нормально, в воскресенье съездил в Кёник, отстоял очередь и взял. Вылет завтра вечером. Провожать не надо, жена проводит.
Юра, снисходительно крякнув, менторским тоном встрял в разговор:
– Никогда не говори «в один конец». Примета плохая. Только когда заменяться будешь, тогда можно. А так…
Будник как-то криво усмехнулся:
– Надо же? Не знал про такую примету…
Юра даже не смутился:
– Ну, да. Ерунда это. Я, так, на всякий случай предупредил, – он подцепил вилкой кусочек копчёной скумбрии и, внимательно рассмотрев его сквозь очки, продолжил, – будешь в Ташкенте, не вздумай морс пить. Там он из бочек продаётся, как квас у нас или пиво. Вкусный и почти ледяной…
Комбат заинтересованно посмотрел на Опилкина:
– Если вкусный и ледяной, то почему бы и не выпить? Не водка же.
Начальник клуба взглянул на Глушакова и, прожевав рыбу, весело предложил:
– За речкой говорят: «Между первой и второй, промежуток небольшой».
Лёха согласно кивнул, мол, твоя правда. Майор подмигнул лейтенанту:
– Чего сидишь? Такими темпами роты не получишь. Наливай!
Фархад взял початую бутылку «андроповки» и на слух наполнил посуду. Юра довольно кивнул парню:
– Молодец! Далеко пойдёшь. – Зачем-то понюхав жидкость, посмотрел на комбата. – Сергей Викторович, в том-то и проблема, что ледяной морс на жаре через минуту весь потом на рубашке выступает. Чем больше пьёшь, тем сильнее потеешь.
Глушаков вопросительно взглянул на лейтенанта:
– Фархад, очкастый правду говорит?
Лицо молодого узбека зарделось, а глаза засветились гордостью. На минуту в канцелярии воцарилась тишина. Спохватившись, Захидов принял облик восточного мудреца: