За серой полосой. Дилогия
Шрифт:
И вот на третий день, када солнышко давно миновало зенит и уверенно катилось в закатную сторону, на маковке сосны близь усадебки на краткий миг полыхнула периамка, словно зарница предгрозовая сверкнула средь ясного неба. То наш дозорный подавал барину знак, шта барон пробудился от сна полуденного и усаживается на балкончике чаю испить в кругу домочадцев. Про сей обык хозяина усадьбы мы уже ведали, а посему были готовы. Взвился в небо с лесной поляны баринов голубок, поднимая на своих крылах четвёрку охотников, а я тем временем вскочил в двуколку и ну погонять лошадушек! Правил вдоль ограды усадьбы, к дальней её стороне, и нахлёстывал лошадок так, что в колёсах
Но как я не поспешал, птица рукотворная меня быстро настигла, а как поравнялась, так прянули с её крыльев охотнички и чёрными каплями к земле устремились. Вытянулись в струнку, набрали ход изрядный, а после руки-ноги разом растопырили, натянули тугие перепонки и уже по-над самыми верхушками деревьев к усадьбе стрелой полетели, а там прямиком в окошко канули. Да ровнёхонько так, будто по ниточке! Ну, дык, понятно - вои же по капле водицы ускоряющей сглотнули, а посему полёт им казался прогулкой неспешной. Тут и захочешь, не промахнёсси мимо оконца, настежь распахнутого. Я и до пяти счесть не успел, как оне уж на балкончике с другой стороны дома оказались, волоча за собой всё баронское семейство, по рукам и ногам повязанное. Дажить пояса с амулетками летучими на полон нацепить успели.
Когда гляжу, Тимоха с балкончика спорхнул, вверх взмыл и тут же вниз пошёл, скорость набирая. И тянутся за ним верёвки, что другим концом к пленникам привязаны. Три удара сердца, а Тимофей уж надо мной и свободные концы верёвок мне кидает. Ну, я те кончики к двуколке подвязал, как было уговорено, и давай ышшо пуще лошадок погонять. Так и умчались мы из усадьбы на глазах всего честного народа под конский топот. Впереди громыхала колёсами двуколка, а позади, на длинной верёвке за ней волочилась в сажени над дорогой гроздь из десятка тел человеческих.
Апосля, на лесной поляне, мы без суеты и спешки обрядили баронское семейство в железные оковы, да препроводили их в нанятую накануне... повозку - не повозку, карету - не карету, а чёйта вроде амбара на колёсах. Здоровенного эдакого сарая, тяжеленного, из толстых досок сколоченного, без оконец, с одной-единственной крепкой дверцей позади. А чёб лошадушкам не шибко тяжко было яво тянуть, мы под настил амулеток летучих насовали. И покатил тот амбар прямиком до города Белина, на тамошний невольничий рынок. Шустренько так покатил, словно двуколка невесомая. А барин на птахе своей в другую сторону подался, до Западной усадьбы. Не таился, наоборот низко над землёй правил, ну, чёб зеваки яво полёт разглядеть могли, а потом догоньщикам поведать, в какую сторону унесла птица незадачливого барона.
Меж тем погоня была, а как же без неё? Собрал управляющий баронством дружину конную, да во след нашему барину послал: порешил, сталбыть, сваво господина ослобонить непременно. И невдомёк тому управляющему, шта покуда его вои коней три дня торопили да нахлёстывали, самого ихнего барона с семейством в столице уж давно с рук на руки передали рыночной страже! И всё честь по чести: с задатком за услуги, с бумагами по всей форме выправленными, ну и со мздой чиновной братии. Как же без неё, без мзды-то? А те чинуши и рады стараться, ведь чего им - дело делается строго по закону, да и подарочек сердце греет. Ну, а то, что барон в подвале гневается да карами грозится, дык это стражам в привычку: таковых буйных сырые стены темницы видели не раз и не два.
Вот, значица, так усё и свершилося.
********************************
Взгляд со стороны:
Осень в баронствах не часто досаждала унылыми обложными дождями. Ещё год назад, впервые оказавшись в этих краях, Вовка поражался необычайно длинному, мягкому и удивительно тёплому "бабьему лету" с его духмяной утренней свежестью, полуденным зноем и неожиданно зябкой ночью. Зато на грозы сменщица лета была исключительно щедра! Свирепые до неистовства громовые раскаты сотрясали небо, а рваные росчерки молний, словно блиц фотографа выхватывали резко очерченные кадры из черноты ночной темени. Яростные порывы ветра гоняли по двору сорванную листву под барабанную дробь тяжелых капель о крыши домов и нестройные аплодисменты впопыхах незакреплённых оконных ставень. Выйти под буйство стихии и приструнить надоедливо хлопающую деревяшку никому даже в голову не приходило. Только высунься, и никакой плащ не спасёт! В миг промокнешь до последней нитки, и оглянуться не успеешь, как пронизывающий ветер вытянет из тела всё тепло. Нет, лучше уж перетерпеть надоедливый стук, находя выход раздражению в бурчании по адресу нерадивого привратника, чем покинуть тёплое жильё и заработать гарантированную простуду.
Но иногда у осени недоставало сил для неистовства, и тогда тяжёлые облака затягивали небо порой на целую седмицу. Вот и в этот раз свинцовые тучи висели над Западной усадьбой уже третий день, окропляя постройки мелким, нудным дождиком. Володя глядел на мокрый двор через не менее мокрое оконце, сплошь покрытое капельками воды. Каждая такая капля, словно крохотная линза, преломляла дневной свет, делая и так безрадостную картину мутной, расплывчатой, неразборчивой.
...Мутный, холодный дождик,
стылые капли с небес.
Авангардист художник
бурым раскрасил лес.
Брызнул небрежно красным,
охристо-желтым мазнул,
и по асфальту глянцем,
жидким стеклом плеснул ...
Пришедшие на ум строки как нельзя лучше подходили к Вовкиному сегодняшнему настроению, такому же мрачному, как и погода за окном.
– Какой асфальт, когда одна грязь кругом!
– послышался из глубины комнаты раздраженный голос Ленки. Вовка скрежетнул зубами, сообразив, что забылся и всплывшие в памяти рифмованные строчки произнёс вслух.
– Грязь и убожество...
– Елена вновь завела давно привычный монолог, разговаривая вроде бы сама с собой, но в голос, так, чтобы её досада была хорошо слышна хозяину усадьбы.
– Асфальт... Да я асфальта не видела уже чёрт знает сколько времени! Ни кино тебе, ни электричества, одни свечи кругом, как в махровом средневековье... Чтобы простую ванну принять приходится по несколько часов ждать, пока ту воду вёдрами натаскают да пока она на печи нагреется. Я в душе уже год не была! Год!!! А одежда? Да это балахоны какие-то домотканые, а не одежда!
– "Другие носят!" - чуть не взвизгнула она, добавив язвительности в голосе, явно передразнивая некогда сказанные Вовкой слова.
– Это другие пускай носят, а я не "другие", я женщина! Современная, цивилизованная женщина, а не твоя д... деревенщина в дерюге!
Дальше терпеть подобное Вовка не смог. В два шага он пролетел широкую горницу и выскочил в коридор, напоследок так хватив за собой дверью, что с бревенчатых венцов труха посыпалась. Выносить эти ставшие традиционными истерики у него уже не было никаких сил.