За синими горами

Борисова Алина Александровна

— Я разве тебя обидела? Так ты скажи, чем? Я с людьми не много общалась, мало даже, могу что-то не понимать. Я спрашивала про тебя у Анхена, но он не хочет ничего рассказывать. Сказал только, что ты по духу нашей девочкой так и не стала, тебе те люди ближе, поэтому он и хочет тебя туда… А какая ты? Почему?.. Я не могу представить брата, обучающего человека эльвийскому. Но я и Анхена не могу представить, вывозящего наших людей за Границу. Он их завозил, завозил и завозил, Границу запирал, чтоб никто и никогда, а тебя… А ты говоришь по-эльвийски, и доридэ учит тебя общаться

с деревьями…

— А Лоу учил меня летать во сне, так и что? А твой муж клялся в вечной любви, и где она? И если Риниеритин нашел для меня это дерево, так просто потому, что понял, что я скорее сдохну здесь, чем один бесконечно любящий меня авэнэ отвезет меня туда, где мне станет легче, — от ее дурацких расспросов слезы из глаз потели, а ведь я обещала себе, что никогда… Что жалеть себя не стану… Резко вытерла намокшие щеки. — Я любила его, ты можешь это понять? Люди — они настоящие, они любят, они чувствуют… А теперь мне велено попросту не отсвечивать, если я все же хочу пересечь эти дракосовы горы…

Тянется… Погладить, что ли? Но руку все же отдергивает, ума хватает.

— Ты мне расскажешь? — вместо этого интересуется.

Конечно, что ей моя любовь, не ревновать же?

— А расскажу, — вдруг решаю я. Позабавиться хочешь? Сказок о глупой человеческой жизни? Так мне не жалко, слушай. — Началось все, как это ни странно, с твоего братца. Был он, как ты догадываешься, красив, загадочен и непостижим…

Она слушала. Она слушала, не перебивая, а я рассказывала. Вновь вспоминая, переживая и пытаясь отпустить. Выговориться и отпустить уже, наконец, эту историю. Эту жизнь, эту боль…

Она даже заплакала. Не ожидала, но… Кто ее знает, что именно ее проняло. Может, как прекрасен и благороден ее супруг, связавшийся с неблагодарной человеческой девкой? Я не стала спрашивать. Вернее, просто уже не успела.

Я и дорассказать уже не успела. Она ж хотела про доридэ, а значит, про Бал, а я очень хотела поведать ей про последнюю встречу с ее разлюбезным братцем.

Но меня прервали.

Оглушительнейший хлопок, порыв ледяного ветра, вой какой-то аварийной сирены, и на цветочный ковер возле наших ног стремительно опускается алая с золотом машина.

— Владыка, — мгновенно бледнеет Ясмина, вскакивая на ноги.

Я испуганно поднимаюсь тоже. И тут же жалею, что не подхватила с земли плед, воздух в саду стремительно остывает. Опускаясь, машина Владыки пробила пленку защитного купола, и теперь через дыру тянуло леденящим холодом, на стремительно вянущие цветы падал снег, а прямо на нас от машины двигался вампир, от одного взгляда которого пробирало холодом уже просто могильным. И смелости на то, чтобы просто отвести от него взгляд и наклониться за брошенным пледом, не было. Совсем. На нас двигалась смерть.

Он был похож на Анхена. Очень. И от этого становилось еще более жутко. Черные волосы с белыми искорками упавших на них снежинок свободно развевались за его спиной. Черные глаза на холеном лице с тонкими, будто прорисованными кистью, чертами горели ненавистью. Губы презрительно кривились, будто он шел не по ковру из цветов, а по

дну выгребной ямы. Длинные тяжелые полы черной царской халеи хлопали на ветру, ее богатое золотое шитье резало глаза нестерпимым блеском, а широкие рукава рубахи, казалось, просто сочились кровью.

— Ясмина Лорэлиэна ир го тэ Аирис? — он останавливается прямо перед ней. И его голос звучит не вопросительно, обвиняюще.

— Да, — она делает маленький шаг в сторону, закрывая меня собой, и подрагивающей от страха рукой задвигая меня себе за спину. Зачем? Она и сама не знала, и даже не помнила впоследствии, что вообще сделала это — этот маленький шаг, этот маленький жест. Инстинкт, должно быть. Я была человеком, а значит младше, слабей, беспомощней. А она слишком уж хорошо знала, как недорого начинает цениться жизнь человека, когда глаза представителей дома Ставэ черны от гнева.

— Да-а? — издевательски тянет он. — А я слышал — ир го тэ Ставэ. Неужели ошибка?

— Н-нет, я…

— Ты! — практически ревет он. — Ты! Проклятая девка с грязной коэрской кровью! Рожденная на погибель моей семьи и моей страны! Я говорил, что тебя надо было придушить еще в колыбели! Но моя Ара была слишком чиста для этого, слишком благородна. И чем ты отплатила ей за ее благородство?

— Я…

— Ты! — вновь ревет Владыка, не дав Ясмине сказать и слова. — Ты наслала на нее бесплодие, свела с ума. Столетиями сводила мою девочку с ума, ты даже после суда не оставила ее в покое! А как удивлялись некоторые твоему «благородству». Даже я поверил, решил, что существо, подобное тебе способно испытывать благодарность. Но благодарность коэрам не ведома, верно же? Просто, не будь тебя рядом, ее безумие развеялось бы как дым. И, как знать, быть может, она бы еще сумела зачать ребенка!..

— Неправда, я никогда… — Ясмина плачет. Но едва ли он видит это. И уж точно — не верит.

— Тебе завещала мать, верно? Изворотливая лживая ведьма, мечтавшая прорваться к вершинам власти! Что она приказала тебе, умирая? Уничтожить мою семью? Ты сгубила дочь, оставшись вне подозрений, и теперь взялась за племянника?

— Не смей запугивать мою жену! — Анхен стремительно врывается на поляну. Подлетает к Ясмине, обнимает ее, прижимает ее голову к своему плечу. Ее тело сотрясается от рыданий. А я стою у них за спинами, и лишь одна мысль бьется в сознании: бежать! Нужно бежать отсюда, пока обо мне не вспомнили. Это их разборка и, чем бы она ни кончилась, мне лучше при этом не присутствовать.

Вот только двинуться страшно. От Владыки веет мощью почти запредельной. Его аура давит, затрудняя дыхание, замедляя мысли. Ни от одного вампира я никогда не ощущала такой мощи. Разве что Анхен в приступе безумного, не контролируемого гнева, мог бы сравниться, пожалуй. Но сейчас — явно не тот случай.

— Я рад видеть тебя в своем доме, дядя, — сообщает авэнэ таким тоном, что даже мне с трудом верится в его радушие. — Он всегда открыт для тебя, ты это знаешь. Как и то, что на моей парковке всегда есть место для твоей машины. А потому нет необходимости прорывать контур и губить мой сад.