За стеклом (сборник)
Шрифт:
— Ты знаешь, что происходит?! — вбежал вдруг на кухню Володя. — Отдаешь себе отчет?!
Он схватил ее за руку и потащил в большую комнату.
За столом, раскладываемым только для гостей, сидели дети, взъерошенные и испуганные.
Столешница, без парадного случая разложенная, была завалена тетрадями, учебниками, ручками, черновиками.
— Как ты допустила? — кричал Володя. — Это же катастрофа!
От котлет, бездомных собак, полуфабрикатов и загубленных продуктов мысли Лены не мгновенно переключились,
Настя позировала почти голяком, Петька в школу срамную книгу притащил. На обдумывание действий времени не ушло. После пятисекундной заминки Лена стала на линию огня и закрыла телом детей.
— И что такого? Зачем кричать? Сначала надо вникнуть. Петя не до конца все понял, он же у нас неиспорченный! Петенька, скажи папе, что тебя секс не интересует!
— Ага! — подтвердил Петя. — Как бы не интересует.
— И Настенька! — воскликнула Лена. — Конечно, с первого взгляда можно подумать! Но если вглядеться! Все это видно и на пляже, а основное закрыто. Надо, может быть, наверное, доверять детям! Настя, скажи папе, что ничего себе не позволяла.
— Папа! — послушно отозвалась Настя. — Я дубовая девственница. Пока.
Кто-то из них сошел с ума. Володя им — про интегралы и задачи на движение. Они таблицы умножения не знают! Лена — про пляжи и секс!
Издеваются! Сговорились и пытаются внушить, что папа ненормальный!
От злости у Володи покраснела лысина, глаза бегали из стороны в сторону, пока не остановились на стене. Портрет Пушкина, выжигание по дереву, без малого плод двадцатилетнего художественного творчества! Не было!
Только темное пятно на выцветших обоях.
Знак! Символ!
Он — не Пушкин, а Володя — был главой семейства, все было под контролем, а теперь из него хотят придурка сделать!
— Не выйдет! — Володя в сердцах стукнул кулаком по столу.
Учебники и тетради подпрыгнули, Настя испуганно ойкнула, Петя полез прятаться под стол.
— Я вас к ногтю! — бушевал Володя. — Я покажу, кто в доме хозяин! Узнаете, где раки зимуют!
Лене удалось превратиться в ту, которой мечтала быть, — в статую говорящую.
— Дочь! — загробным голосом произнесла она. — Отдай папе документы. В спальне на тумбочке… Петя! Не бойся, сыночек, папа тебя не тронет. Дети! Проводите отца. Там, в прихожей, пакет лежит с его новыми трусами, отдайте!..
Но как только хлопнула за Володей входная дверь, «статуя» треснула, и Лена завопила:
— Где наш Пушкин?
— Я его бедным отнес, — признался Петя.
— Каким бедным?
— На ярмарку.
— На базар? Петя! Ты уносишь вещи из дома и продаешь на базаре? — Лена рухнула на близстоящее кресло.
— Все так делают, — пожал плечами сын, — у кого по труду плохие оценки.
— Мама,
— Я не виноват, — встрял Петя, — что по труду плохо учат.
— За сколько? — простонала Лена. — За сколько нашего Пушкина продали? — Не дожидаясь ответа, обрушилась на дочь. — Ты-то! За братом не смотришь! Святого не бережешь! Что вы с отцом сделали! Вы его лицо видели? Куда вы его прогнали? Не дети! Изверги!
— Ты же сама велела! — возмутилась Настя.
— Мама, он трусы не взял, — отметил Петя положительный момент и мудро умолчал о замечании папы, что «пусть ваша мать сама трусы в горошек носит».
Почему у других дети как дети? Чужие — все такие смирные, тихие! Пошалят немного и успокоятся. Но ее дети! Душители! Кровопийцы! Володя пришел — ведь точно мириться, лицо у него было покаянное и ласковое, про капустные шницели спросил. Нет! Родные детки довели отца до кипения, а ее, мать, хотят в гроб загнать!
— Если вы!.. — Лена вскочила, подняла руки и затрясла кулаками. — Если вы не съедите все, что на ужин приготовлено! Если вы Пушкина на место не вернете! Если вы родителей не любите!.. То я… То я…
Придумать кару не удавалось. Сотрясая в воздухе кулаками, ушла в спальню, чтобы там выплакаться.
Петя и Настя, прикинувшись, что отстают по математике, настолько усердно заблокировали свой понятийный аппарат, что, занимаясь с отцом, не могли вспомнить и предыдущий учебный материал. Им не пришлось изображать из себя тупиц, выходило совершенно искренне. А папа очень расстроился, поругался с мамой, опять ушел.
— Никогда бы про нашего папу не подумала, — задумчиво сказала Настя брату, — что он возьмет в привычку хлопать дверью. Точно у него кризис!
— Финансовый? — спросил Петя.
— Психический. Мы однажды на субботнике в учительской окна мыли. А там в шкафу протоколы педсоветов. Такое учителя несут! Как про больных на всю голову про нас говорят. И главное, все мы в кризисе и в переходном возрасте — и в первом, и во втором, и в одиннадцатом классе. Из класса в класс переходим и кризис за собой тащим.
— Скажешь маме, что я из-за кризиса по возрасту Пушкина толкнул?
— Надо найти того, кто нашего Пушкина купил.
— Рамку физрук, а самого Пушкина уборщица тетя Зина, я их отдельно продавал.
— Вот теперь пойдешь и будешь торговать обратно. Могу дать тебе триста рублей в обмен на твой плеер.
— Фигу! — возмутился Петя.
— Как тебе не стыдно? Мелочишься, когда счастье родителей поставлено на карту! Не перебивай меня! Если у детей каждый год кризис, — рассуждала Настя, — то, может, он и в дальнейшем, у взрослых, сохраняется…