Музочка моя сидит в печали.Жалеет, что ее вообще зачали.Одинешенька сидит на сквозняке.Все, что ею подсказано, так и не сказано на моем языке.Почему почему моя муза говорит, лишь когда в печали?Нет, это я ее слушаю, лишь когда я в печали.А когда я счастлива, я живу и плюю на процесс письма.Музу это должно деморализовывать весьма.
«Они пели и пели на верхней ноте…»
Они пели и пели на верхней нотеТрала-ла-ла и парам-пам-памИ никто не спросит, о чем поете(Трала-ла-ла-ла все равно).
«Скрыто полями широкой
шляпы лицо Посла…»
Скрыто полями широкой шляпы лицо Посла.На белом коне он мчит через ад, смотрит вперед и назад,Все врата распахиваются перед ним, закрываются вновь.В таинствах он наставник. Но и площади рыночнойОн хорошо знаком: тот, кто украл кольцоИ трезубец, и перевязь, и скипетр, и меч,И множество полезных механических штук.Воры его чтят. По землям тьмы он ездит беспечно,Иногда подымаясь в воздух и в нем зависая беззвучно.
«Я странной шел тропой, мой друг…»
Я странной шел тропой, мой друг,В молчанье погружен,Я слишком далеко зашелИ провалился в сон.И провалился в сон, мой друг,Где жажда без причиныИ слезы без кручины,Куда вела тропа, мой друг,И там пропал.
«All things pass…»
All things pass.Love and mankind is grass.Ничего не останется.Ничего: мы трава, мы куда-то тянется.
«Чье лицо я вижу…»
Чье лицо я вижу,Глядя в зеркальцо?Агнец Божий,Там мое лицо!При такой невезучестиМне нужна перемена участи.Агнец Божий, прими меняИ на что-нибудь поменяй.
«О что происходит, чего от меня хотят?..»
О что происходит, чего от меня хотят?О зачем я медленно превращаюсь в кошку без котят?Может, Зевсу моя любовь надоелаИ он выселяет бродяжку в чужое тело?Или без лишних споров позволил ГереОтделаться от меня в своей манере?Что за прелесть эта бархотка, о на бачки мои взгляните,На этой крыше я всех милей, зовите меня Кити.
«О Максимилиан дикой и строгой…»
О Максимилиан дикой и строгойТы звал меня деткой дорогой и своей недотрогой,Которую ты любил, наряжал, в свет выводил,Которую прижимал к груди,Меня, какую возвел и назвал в умеСвоим счастливым домиком, сияющим во тьме.Почто ты хмуришься? мои столбыРушатся, как Иерихон от звука трубы,Опоры не держат, контрфорсы перекосило,Где краса недавняя, где сила?О никогда ни одно из гордых строенийНе впадало в ничтожество быстрей, чем твоя Дженни,Когда ты отвернулся и смотришь букой.Она как роман, в котором ни буквы.
«Бойся мужчины с маленьким ртом…
Бойся мужчины с маленьким ртом.Бойся женщины с гладкой кожей.Он все возьмет и уйдет потом.И она тоже.
«Милые дочки, прислушайтесь к вашей маме…»
Милые дочки, прислушайтесь к вашей маме.Я должна вас покинуть, будете тут сами.Одна из вас пойдет за богатого.Одна успеет к автобусу в четверть пятого.Одна найдет дорогу домой,чтобы жить в яме.
«Я та самая Персефона…»
Я та самая Персефона,Что играла с друзьями во время оноПод охраной общества и закона.Хорошо или плохо нам было, не знаю.Говорят, я теперь иная,Была хорошая, стала дурная.Странно
ли, нет ли, что в сердце мая,В гладкокрашеный полдень, все понимая,Зимней бури цветок сорвала сама я?И тут лопнуло небо, в дыму посевы,Где мама, где папа? справа и слеваМгла; под землей сказали – я теперь королева.Солнце затмилось, как на иконе.Я не кричала, не было и погони:Только темный король и черные кони.Не об отце, что этими вот рукамиПравит снопами пшеницы и солнечными мудаками,Я вспоминаю здесь, на снегу и камне.Но мама, я так любила тебя и бросила,Оставила, навек опростоволосила,Горечью напоила до зела.Не рыдай меня мама,О забудь меня мама,О позволь мне остаться, мама.А она все ищет меня по свету,Кличет дочку, которой нету,Персефона, о где ты, где ты.Я в своей новой земле, в зимней школе,Град, снег, голоть, дух бурен, дух боли,Пальцы горят, говорят: не увидишь боле.Угадает ли, знает ли мой муж, мой король,Сколько мне радостиОт этой зимности?
«Она прилегла…»
Она прилеглаоттого, что устала,а когда она встала,оказалось, что умерла.И никто не знает, как это вышло.Такие дела.
«Мое сердце без меры благодарит Творца…»
Мое сердце без меры благодарит Творца:Он прописал мне смерть, как и прочей живности,Что к тихой Смерти приходит, ища конца,И та, как блох, снимает избыток живостиИ выдает взамен ничто – целительное, хотяТе, кто жив, полагают, что такого ничего не хотят.
«Женщина ты злая, дурное существо…»
Женщина ты злая, дурное существо,Занозила сердце мне, привадила егоГорестной наклонностью к любому негодяйствуИ полной неспособностью к домашнему хозяйству.
«Было тогда мне семьдесят три»
Было тогда мне семьдесят три,И ночью нелуннойЯ лежал со своей новобрачной,Чахоточной и юной.Шла война, и над головойНемцы бомбили Хэмпстед, издавая тягостный вой.Одновременно с ними, притягивая внимание,Наши воздушные силы летели бомбить Германию.Гарри, они не столкнутся там?В небе так мало места!Я не стал бы на это рассчитывать,О сестра моя, о невеста.
«В море, в море я в океане…»
В море, в море я в океанеИ даю сигналы, но нет ответа,А там, далеко, видать корабли,Я сигналю, а ответа нету.Может быть, я давно зачумлен —И как не бояться меня такого?Может быть, я причинил им злоИ сам забыл, а они все помнят?Из темной ночи в тьму потемнейИ огней людских уже не видать,Но вода сама фосфоресцирует,Там что-то сияет, и вот я вижу,Глубже, чем запускаю руку,Прозрачную рыбу с прозрачным нутром,Ей пять тысяч миль до старого дна,Над которым я плыву и плыву.Потроха у нее стеклянные, глаза на стебельках,Она живая, или снулая, или все равно ей?Вот мне ткнулась в руку, путеплавающая тварь,Не из тесной глубины, но из толщи поколений,В полуобмороке, ослабшая, но ясная во тьмеДлящаяся светящаяся рыба.Мы повстречались, и на минутуЯ забываю, что я одинИ хочу скорей ее показать,Да кому я ее покажу?
