За свои слова ответишь
Шрифт:
– Трогай, – сказал Кощей.
Водитель тронул с места так резко, что Бурого качнуло, откинуло к спинке, он даже скривился.
– Что, больно?
– Да, больно, говорю с трудом. Но врачи сказали, что через пару недель гипс снимут.
– Конечно, снимут, только орехи щелкать зубами не сможешь еще долго.
– Да ну их к черту!
– Правда, я думаю, – произнес Кощей с мрачной и одновременно лукавой ухмылкой, – гипс с тебя. Бурый, снимут раньше.
– Почему это?
– С таким воротником человека не хоронят – в гроб не лезет.
Бурый
По выражению лица Кощея и по интонациям его голоса всегда было тяжело определить, правду ли он говорит или подкалывает, издевается.
Бурый молчал.
– Наверное, закурить хочешь?
– Ага, хочу, только у меня сигареты кончились, – соврал Бурый, понимая, что, если Кощей даст сигарету, это будет знаком примирения, а не даст, то и нечего при нем курить.
– На, закури, – Кощей протянул пачку «Мальборо».
Непослушными, дрожащими пальцами Бурый вытащил сигарету, чуть не сломал ее, затем принялся заталкивать в рот.
– Ну и вид у тебя, Бурый, как в мультиках.
– Чего? – переспросил Бурый.
– Вид, говорю, у тебя ни к черту. И вообще, Бурый, не нравишься ты мне.
– Это почему же, Гриша? Я же для тебя…
– Ага, ты для меня, а еще больше для себя. Ты зачем этому козлу про Альберта рассказал?
– Какому козлу, Гриша, ты что?
– Какому? У тебя, наверное, с памятью, Бурый, плохо стало?
– Уже нормально, Гриша, нормально у меня с головой, прошло…
– А мне кажется, нет. И мы твою голову полечим.
– Как это?
– А очень просто. Сейчас мы едем к одному деду, у него циркулярка, вот мы твой воротник и распилим.
– Как! Ты что, Гриша, не надо! Я же для тебя.., я для вас…
– Ладно, ладно, Бурый, сиди, это я пошутил. Хотел бы голову тебе отпилить, не сказал бы.
– А куда мы едем?
– К деду, у которого циркулярка, только там у нас другие дела. Надо одного фраера пугануть, его уже туда привезли.
– Какого фраера?
– Да есть один фраерок, платить денежки отказался, а долг за ним немалый.
– Мне бы домой, тут недалеко. Я дойду, останови, Гриша, скажи, чтобы остановил тачку, какой из меня работник?
– Нет, нет, Бурый, поедем. Вначале, как всегда, работа, а потом домой.
– Какое дело, Гриша, мне же плохо!
– Ты же знаешь, Бурый, больничные я не оплачиваю.
К тому же ты не член профсоюза.
Бурый хотел втянуть голову в плечи, но сделать это было сложно, гипсовый воротник мешал. Бурый закашлялся, принялся дергаться.
– Да не умирай ты до расстрела, Бурый, говорят, плохая примета.
– А я и не умираю, Гриша. Конечно, если надо дело делать, я же готов.
– Ты как пионер, Бурый, всегда у нас готов, заложить, кстати, тоже. А если бы тебя менты прихватили, ты бы, наверное, и им рассказал? Приехали бы мужики в камуфляже,
– Нет, нет, Кощей, на тебя никогда!
– Кажется, ты меня Кощеем назвал?
– Нет, Григорий, это так, случайно вырвалось.
– Может, я и Кощей, Бурый, но, в отличие от тебя, бессмертный.
Машина катила уже за городом, Бурый заметил это только сейчас.
– Вот почти и приехали. Еще километров восемь лесом, и мы на месте. Вжик, вжик… Ты слышал, Бурый, когда-нибудь, как циркулярка работает?
– Слышал, – неохотно отозвался Бурый.
У него в голове еще теплилась надежда, что Кощей решил попугать, постращать, так сказать, провести профилактическую работу. И он решил подыгрывать Кощею, делать вид, что страшно боится, лишь бы удовлетворить самолюбие бандита.
– Страшный звук, точно такой же, когда тебе зубы сверлят, в голове отдается, только немного громче, да поэффективнее, и костной пыли побольше летит.
Джип свернул с шоссе и поехал по грязному проселку.
Машина Кощея была хорошей, и водитель почти не сбавлял скорость. Стекла скоро покрылись пятнами, и рассмотреть пейзаж, сидя на заднем сиденье, стало практически невозможно, лишь стеклоочистители разгребли два мутных сектора.
…Это место Бурый знал. Год назад в такой же гнусный осенний день, когда лил дождь и смеркалось, он с Кощеем на этой самой машине приезжал к Леснику, отсидевшему десять лет в лагерях. Чуть позже, когда баня у Лесника была уже протоплена, к домику на опушке леса подъехал еще один джип. Он привез бизнесмена, несуразно толстого, в дурацком малиновом пиджаке с золотыми пуговицами, в таких в Москве уже давно не ходили.
«Скорее всего откуда-то из глубинки», – подумал Бурый, но спрашивать, естественно, не стал.
Кощей всегда сам говорил то, что положено знать посторонним и даже исполнителям, остальное же оставалось тайной. Сколько этот бизнесмен должен Кощею и за что, Бурый тоже не знал. Происходило странное.
Лесник провел бизнесмена в дом, Кощей лишь кивнул ему и задорно сказал Бурому:
– Ну что ж, пойдем попаримся.
В бане разделись, залезли на полку, и Бурый отхаживал Кощея веником. Так продолжалось с полчаса. Пару раз Лесник всовывал голову в баню и вопросительно смотрел на Кощея. Тот пока еще медлил с ответом. Затем махнул рукой, и Лесник привел бизнесмена прямо в парилку, полностью одетого, словно бы в зал ресторана.
– Садись, – сказал Кощей, указывая на верхнюю Полку.
Бизнесмен испуганно заморгал, затем принялся снимать часы на металлическом браслете – они жгли запястье.
– Выше лезь.
Голова бизнесмена почти упиралась в потолок. Пот уже катился по его одутловатому перепуганному лицу. Но это было лишь началом.
– Поддай-ка, Бурый, парку!
Бурый, как человек исполнительный, не заставил себя ждать. Он зачерпнул полный ковш настоянной на каких-то травах воды и плюхнул в дымящиеся от жару камни.