За тайнами Плутона
Шрифт:
Приходилось думать только о том, как доехать скорее до Кульджи (...).
Два года продолжалась экспедиция. 27 сентября (9 октября) 1892
года Обручев вышел из Кяхты, а 10 (22) октября 1894 года прибыл в
пограничный китайский город Кульджу. За это время, как подсчитал сам
Владимир Афанасьевич, было пройдено в общей сложности 13 тысяч 625
километров. На протяжении 12 тысяч 705 километров проводилась
планомерная геологическая съемка, собранная коллекция включала в себя
7000 образцов,
растений.
Единственный спутник его - Цоктоев - не оправдал, к сожалению,
надежд. Его пришлось рассчитать и отправить в Кяхту. Фактически все
эти два года Владимир Афанасьевич был совершенно одинок в чужой
стране. И все экспедиционные заботы почти полностью лежали на нем.
"Я настолько устал от двухлетней, почти беспрерывной работы, что уже на пути от Сучжоу приходилось заставлять себя вести правильно наблюдения... Многие предметы снаряжения пришли в негодность, как, например, обувь, которую уже в Люкчуне кое-как починили туземные сапожники, или были израсходованы, как, например, записные книжки, тетради и бумага, так что еще недели две работы - и мне буквально не на чем было бы записывать наблюдения и вести дневники..."
И еще: "Пожалуй, больше всего я страдал от своего одиночества: ведь кругом меня не было ни одного русского человека. Долгие месяцы я был оторван от родины, не мог получать даже известий от своей семьи. Иногда бывало очень тяжело и тревожно. Только горячий интерес к работе, страсть исследователя помогали мне преодолевать все лишения и трудности".
Общая протяженность маршрутной топографической съемки составила
9432 километра. С помощью анероида и гипсотермометра было определено
838 абсолютных высот. Более пяти с половиной тысяч километров Обручев
прошел по местам, до него не посещавшимся европейскими
путешественниками.
Главным географическим результатом работ стало, пожалуй,
обследование Наньшаня. Несколько раз пересек Владимир Афанасьевич эту
горную страну. На картах появились хребты Русского географического
общества, Мушкетова, Семенова, Потанина, Зюсса.
Оживленную дискуссию вызвали взгляды Обручева на происхождение
лесса - читатель уже познакомился с ними.
Не стоит говорить о многочисленных теориях образования лесса,
существовавших до Обручева, - их количество уже тогда превышало
десяток. И не стоит утверждать, что эоловая теория Обручева стала
общепризнанной.
Более того, собственные его взгляды менялись со временем.
Владимир Афанасьевич постепенно признал, что в образовании лесса
могли принимать участие и вода, и почвообразовательные процессы, что
"в Азии образование толщ лесса ясно связано с оледенениями". Но
главная мысль эоловой гипотезы оставалась неизменной - тонкие
пылевидные продукты выветривания
господствующими ветрами и откладываются уже за поясом песков, где
сила ветра окончательно иссякает.
К настоящему времени насчитывают уже более семидесяти (!)
гипотез о происхождении лесса. Но не существует даже общепризнанного
определения термина "лесс". Ученые спорят: порода это или почва?
Однако на каких бы позициях ни стоял автор очередной статьи о
лессе, он непременно процитирует работы Обручева. "Все его выводы о
роли ветра прошли жесткую проверку - временем и стали незыблемой
классикой", - пишет геолог В. А. Друянов в своей книге об Обручеве...
Вернувшись из экспедиции в Китай, Владимир Афанасьевич и сам,
пожалуй, не заметил, как из скромного провинциального геолога он
начал становиться ученым с мировой известностью. Еще до его
возвращения в "Известиях Русского географического общества" были
опубликованы восемь его писем, предварительных отчетов. А потом - год
за годом - все новые и новые статьи.
В 1894 году Русское географическое общество присудило В. А.
Обручеву премию имени Пржевальского, в 1898 году Парижская академия
наук - премию имени Чихачева. А в 1901 году двухтомный труд Владимира
Афанасьевича о его путешествии по Центральной Азии был удостоен
высшей награды Русского географического общества - Константиновской
золотой медали.
Особенно большой интерес, а в дальнейшем большой резонанс
вызвала одна из находок Обручева, сделанная еще в самом начале
экспедиции - в пустынях Внутренней Монголии.
Рихтгофен считал, что в третичное время на месте пустынь
плескалось огромное внутреннее море Хан-хай. Это мнение было
общепризнанным, ни у кого не вызывало сомнений.
"Я нашел какие-то острые и длинные кости, - писал Обручев, - и, конечно, подумал, что это кости какой-то неизвестной рыбы, жившей в этом море".
Открытие могло бы и не состояться, если бы на месте Обручева
оказался другой, менее педантичный, менее "въедливый" исследователь.
Боясь ошибиться в своих предположениях, Владимир Афанасьевич
послал обломки известному австрийскому геологу, президенту Венской
академии наук Эдуарду Зюссу.
Ответ не заставил себя ждать:
"Позавчера пришла маленькая посылка - ? 2 и сегодня большая - ?1. Мне надо рассказать Вам нечто весьма неожиданное... Удалось некоторые обломки зубов соединить, и выяснилось, что они, б е з в с я к о г о с о м н е н и я, принадлежат большому травоядному наземному млекопитающему... Может быть, удастся в ближайшие дни соединить еще несколько обломков и получить еще более точные результаты... Но для понимания Гоби эта вещь очень важна".