За туманной рекой
Шрифт:
Его зеленые глаза смеялись, но без ехидства. Лару потряс сам факт того, что он решил заговорить с ней и еще уселся рядом. Но она понимала, что самый популярный юноша в классе вряд ли удостоил бы ее внимания, если бы на то не была особая причина.
– Чего тебе, Семенов? – она попыталась придать голосу уверенность и, одновременно, безразличие. – Решил соригинальничать? И потом расскажешь своим дружкам, какая Велегорская дура?
Тимофей пожал плечами.
– И в мыслях не было. Я вообще давно хотел с тобой поговорить.
Лара фыркнула.
– Ты что – решил подкатить?
Семенов
– А ты язва, как я и думал, – произнес он так, будто немного восхищался этим. Но девушка решила не покупаться на такой дешевый фокус.
– Так не разговаривай со мной, – вскинула брови Лара. – Я тебя не трогала. Иди мимо, как и все.
– Хм, – на щеках Тимофея появились те самые ямочки. Девушка постаралась не обращать внимания на ореол очарования, который так и окутывал его. – Но мне интересно. И я наблюдал за тобой.
– Ничего себе заявление, – сказала Лара, изо всех сил стараясь не поддаваться. – Ты это всем своим подружкам рассказываешь?
Смеющиеся зеленые глаза вступили в поединок с холодными синими.
– Пока – только тебе, – ответил он, продолжая улыбаться. – Так почему такие перемены во внешности? Несчастная любовь? Или затянувшийся подростковый бунт?
– Ты не отстанешь, да?
Лара не знала, то ли злиться, то ли рассмеяться.
– Нет, конечно. Я же заинтригован.
– Ах, ну тогда пусть будет подростковый бунт. Гормоны, депрессия и все такое. Доволен?
Семенов внимательно изучил ее лицо и придвинулся чуть ближе:
– Нет.
– Ну все, – Лара фыркнула, соскользнула вниз с подоконника и подхватила рюкзак. – Мне пора.
– Постой! – Тимофей последовал за ней. – Ты после уроков занята?
Этот вопрос вызвал странный радужный сноп искр у нее внутри, но она не подала виду.
– Да, я занята. Нужно дома помочь.
Лицо парня разочарованно вытянулось.
– Тогда… До завтра.
– Ну пока! – Лара развернулась, ускоряя шаг. Сердце ее выстукивало бешеный ритм, будто она пробежала стометровку. Когда закончился урок русского языка и прозвенел дребезжащий звонок, она боялась и одновременно ждала, что Семенов захочет проводить ее домой, но этого не случилось.
«Приди в себя! – твердила Лара себе. – Так все равно лучше и для тебя, и для него…»
Но мысли возвращались к хитрым зеленым глазам, и приводили в беспокойство.
Гарпия велела перегладить гору белья и начистить огромную миску картошки, а Угольщик шипел на нее, распластавшись на потолке. Он висел головой вниз и из безликой его головы свешивался длинный язык, как у варана: он злился, чувствуя симпатию Лары к тому мальчишке из класса, но Ларе было все равно.
Она бы начистила и целый самосвал картошки, если бы это помогло ей стать такой, как все.
Город
– Кажется, дождь почти прекратился, – сказал Андрей Ларе, указав на панорамную стеклянную крышу. – Хотите, поднимемся наверх, а то тут постоянно приходится протирать окно рукой.
Девушка внимательно посмотрела на него, но тот смотрел открыто и дружелюбно, а затем – на Ингу, и почему-то ей подумалось, что та скрывает что-то важное. Было в ней то, что настораживало, но она никак не могла уловить, что
«Бред!» – Лара отмахнулась от странной мысли, и вслух сказала:
– Я не против.
Тем более, что время от времени другие пассажиры окидывали ее настороженными взглядами, словно она представляла опасность. А теперь, когда у нее появился союзник, Лара немного успокоилась и почувствовала себя увереннее.
Андрей встал и подал ей руку, помогая подняться. Этот галантный жест почти растрогал Лару. А еще она поняла, что ее давно не касались мужчины, и будоражащая дрожь пронеслась по телу. Он открыл перед ней и придержал дверь, пропуская вперед.
Навстречу дохнуло прохладной свежестью, и Лара с упоением втянула воздух всей грудью. В лицо все еще летели мелкие капли дождя, но затяжной ливень прекратился. К сожалению, жутковатый пейзаж почти не изменился, и девушка понятия не имела, увидит ли она когда-нибудь привычный облик города. Она не хотела думать об этом. Мерзкий густой туман все так же владел рекой и набережной, точно пытался скрыть что-то. Он раздражал своей навязчивостью и вездесущностью.
«Что, если я сплю? – вдруг мелькнула молнией мысль. – Просто сон слишком глубокий и не отпускает меня…»
Тем временем Андрей смахнул с двух стульев лужицы воды, чтобы можно было присесть хотя бы на краешек. А когда из динамика донеслась сладкая речь Инги, с просьбой обратить внимание на загородную усадьбу поэта Державина, Андрей усмехнулся и заметил, что раньше поэты жили весьма неплохо.
Лара рассеянно ответила:
– Он был не только поэтом, но и талантливым государственным деятелем, понимал, что нужно простому народу, а еще умел расположить к себе власть имущих.
– Вот как? – Андрей с интересом поглядел на нее. – Расскажите еще.
Девушка смутилась:
– Инга – прекрасный экскурсовод. Она и без меня справится.
– Тогда давайте просто любоваться городом, – улыбка Андрея ослепляла.
Лару должно было радовать его внимание, но почему-то в душе она ощутила пустоту. Что-то было не так, но она никак не могла понять, и это терзало ее.
К тому же, любоваться городом, который она знала прежде, ей не удавалось: ряды пронзенных могучими деревьями каменных развалин, истекающих болотной водой, казались бесконечными. На набережной по-прежнему не было ни одной живой души, и лишь неспокойные призраки мелькали за разбитыми окнами домов или показывались на набережной, выплывая из мутного тумана.
Под сводами Измайловского моста, Андрей повернулся к Ларе с новым выражением на лице:
– Знаете, а вы мне сразу понравились, хотя и вели себя странно.
Он замолчал, ожидая ее реакцию.
– О, спасибо, – Лара, наконец, пришла в себя от его признания. – Сочту за комплимент.
– Это он и был, – Андрей весело подмигнул ей. – Что будете делать после экскурсии? Я бы пригласил вас в уютный ресторанчик недалеко от нашего причала, на Караванной. Вам понравится.
События стали развиваться слишком быстро. Лара нахмурилась. Она совершенно отвыкла от нормального общения и флирта. Нельзя сказать, что она этого не хотела, но отчего-то ей стало страшно. Как бы не началась проклятая паническая атака… Только не сейчас, когда ей негде спрятаться.