За твоими глазами
Шрифт:
«У стихотворения есть продолжение, но я не очень хорошо его помню», – вспомнились слова Тони. «Не лучшая идея, – я постучала по телефону ногтем, раздумывая – найти или нет то грустное стихотворение. Все-таки, оно так сильно опечалило меня. – Была, не была!»
Я с трудом припомнила некоторые фразы и вбила их в поисковик. На экране появились неровные строки нескладного текста. «Иосиф Бродский. Современная песня», – прочла я название и, пытаясь воссоздать в памяти интонацию Тони, стала читать про себя стих, вдумчиво, напряженно, с каждым словом вбивая в душу тот жуткий смысл,
Я одними губами повторила: «Ничего нет страшней, чем развалины в сердце». Я прикусила губу, стараясь не расплакаться. Перед внутренним взором всплыло лицо Тони, печальное и мрачное: «Порой мне кажется, что оно отражает мою жизнь». Я ничего не знала о нем, ни о его детстве, ни об отношениях с родителями, в итоге, он тоже мог потерять кого-то из родных и любимых…
Я прикрыла глаза, полные слез, и только тогда поняла, что настоящей близостью и единением был именно тот момент. Ни ласки и поцелуй, ни соединение наших тел, но соединение душ, когда он приоткрыл мне дверь в свой неизвестный мир, наполненный чем-то грустным и страшным.
Сентябрь
Глава 6
– Просыпайся, соня, – Марго тыкала меня в бок, но я отвернулась от ее навязчивого способа поднять меня. Глаза опухли и едва открывались.
– Я не могу, – прошептала я, больше себе, чем подруге, и накрылась с головой одеялом.
– Майя, тебе нужно встать и проветриться, хватит уже лежать мертвым тюленем, – она сорвала с меня одеяло. – И поешь уже!
Я свернулась калачиком, последние дни я чувствовала только холод: внутри и снаружи. Сентябрь принес с собой дожди, и температура резко упала до +10, а отопления в домах не было. Я плавала на поверхности сознания, не давая себе снова окунуться глубже, в ужасные воспоминания. Я не понимала, как со мной могло случиться подобное.
Я присела на диване в гостиной Марго и ощутила сильное головокружение. Вот, что бывает, когда несколько дней ничего не ешь. Дома я не появлялась с момента, когда… «Ох», – подступил очередной приступ тошноты, я свалилась обратно на подушку, не желая, чтобы меня снова вырвало желчью.
– Тебе бы папе позвонить, – прокричала Марго с кухни, по комнате плыл аромат какой-то выпечки, возможно, оладий. – А то он порывается приехать.
– Не надо, – еле слышно произнесла я пересохшими губами, зная, что Марго меня все равно не услышит.
Она появилась в дверях, держа тарелку с чем-то дымящимся.
– Помнишь, как мы с тобой пекли такие? – она показала мне, что лежало на тарелке: тоненькие блинчики с неровными краями. Я улыбнулась через силу. Да, я помнила. Папы тогда не было дома, и мы, десятилетние девочки, закоптили всю нашу маленькую кухню, пытаясь приготовить первые в жизни блины. – Давай, детка, надо поесть. Так до хорошего не доведешь.
Она оторвала мне маленький кусочек и поднесла ко рту. Я вздохнула, но приоткрыла губы, кто и мог меня накормить и укрыть от целого злого мира – только Марго. Я съела половину блина и сказала, что больше не могу. «Ладно, – тоскливо хмыкнула подруга. – С чего-то надо начинать». Она скрылась
Еще две недели назад мы с Тони загорали на пляже. Конец августа выдался катастрофически жарким.
– Почему ты не хочешь ко мне переехать? – он повернулся на бок и приподнял солнцезащитные очки. – До работы – пять минут на машине, центр города, все развлечения рядом. Все выходные мы и так проводим у меня.
– Я уже говорила, – я приоткрыла один глаз и посмотрела на Тони. Солнце ослепляло. – Еще рано.
– Два месяца, Мэй. Или ты из какой-то секты староверов? Никакого секса до свадьбы и все в таком духе? – он рассмеялся.
– Главное правило нашей секты я уже нарушила, – я растянулась в ухмылке и отвернулась, снова закрыв глаза.
– Познакомишь меня с отцом?
– Что? – я резко села и уставилась на Тони. – Ты серьезно?
– Ну да. Должен же я получить благословение, – он сжал губы, пытаясь сдержать улыбку, но один уголок губ непослушно полз наверх. Одной моей поднятой брови хватило, чтобы он не выдержал и засмеялся. – Ладно, для начала, благословение на твой переезд. Ты ужасно несносная, Мэй, я никак не могу тебя уломать. Мне нужна мужская солидарность.
– Там ты ее точно не получишь, папа слишком оберегает меня, – я прищурилась, хотелось сказать что-то колкое, но и не обидеть Тони. Пока я думала, Тони выдал:
– Значит, по его мнению, такой грешник, как я, не может посещать сей чудный храм? – он скользнул пальцами мне между ног.
– Фу! – я оттолкнула его руку. – Что за богохульство! И… мой папа, надеюсь, вообще не думает о том, чем мы занимаемся.
Я поняла, что краснею. Произносить эти слова было, по меньшей мере, странно. Тони промолчал, но на его лице было красноречиво написано, что «все всё прекрасно понимают». «В итоге, мы все – взрослые люди», – мысленно успокаивала я себя.
На следующий день Тони снова напомнил мне о разговоре на пляже, разогревая ужин:
– Ты так и не сказала, когда познакомишь меня с отцом.
– Я думала, ты не всерьез, – я округлила глаза. Он пожал плечами и подошел ко мне, целуя в макушку.
– Я всегда очень серьезен. Особенно в том, что касается тебя, Майя.
– Тогда в эту пятницу, – я была уверена, что он пойдет на попятную, скажет: «Да ладно, я пошутил».
– Хорошо, – Тони снова чмокнул меня в макушку и пошел к звенящей микроволновке. «Блин!» – я совсем не знала, как подготовить себя и, тем более, папу для подобной встречи.
Как ни странно, папа отреагировал спокойно, даже радостно.
– Ну, наконец-то, и про старика вспомнили, – он наматывал на вилку спагетти. Я уставилась на него: никакого испепеляющего взгляда или неодобрительного комментария. – Ты чего, Мэй?
Я быстро заморгала, спагетти соскользнули с моей вилки и шлепнулись обратно в тарелку.
– Думала, ты будешь недоволен… – честно призналась я и пожала плечами.
– Ты всегда думаешь про меня в плохом свете, дочка. А я только хочу твоего счастья, – он тщательно пережевал и проглотил кусок мяса, после чего добавил. – Твой Тони, кажется, хороший малый.