За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера
Шрифт:
— Так вот, шкуру вывесили на мороз, по ней бегали разные птички, крошки мяса собирали. Больше на шкуре ничего нет. Душу вы видели там?.. А?
Мы сидели молча, как два сурка, хлопали глазами. А дедушка Андрей Алексеевич все больше горячился:
— Что молчите? Я спрашиваю вас, душу, ту самую, о которой вам говорят, вы видели?
Я ответил:
— Нет, не видели.
— Ну раз не видели, значит, никакой души на свете нет. Есть шкура, мясо и потроха. Шкура висит на морозе, мясо варится в котле, потроха собаки сожрали. Запомните, ребятки, что душа, дух — все это выдумки.
Максим старше меня на десять лет. Однако в борьбе и потасовке я ему не поддавался, а когда чувствовал свое поражение, начинал царапаться и кусаться. Максим отступал, и это радовало дедушку. Как ни крути, я его любимый внук. Бить меня в семье никто не мог, это право дедушка другим членам семьи не передавал. Но мне попадало от деда. Он бил меня за самохвальство, за ложь и ябедничество, бил и за проявление трусости.
Сестра Полина часто упрекала за то, что от нас пахло псиной, как от зверей. Она и в самом деле была права: зимой мы находились больше среди зверей, чем среди людей. Руки, лицо, одежда, оружие, капканы — все смазывалось барсучьим жиром. После такой консервации железо теряет свой запах.
Каждое утро начиналось с наказа деда — как мы должны вести себя в лесу.
— Если окажется много зайчишек в пленках и всех сразу донести не сможете, то подвешивайте их на деревья.
Всю эту процедуру мы знали давным-давно, но перебивать разговор старших нам запрещалось.
Выходим, бывало, из дома чуть свет. Под лыжами похрустывает свежий, пушистый снежок. Воздух чистый, морозный. Идем лениво, еще не размялись. Только собаки, как всегда, резвятся на поводках. Они просятся на свободу. Но этого делать нельзя: нужно проверить сначала капканы, а потом отпускать собак.
Вот всего лишь одни сутки таежной жизни.
Утро началось с того, что ближний от нашего кордона капкан утащил волк.
Привязав собак к дереву, Максим вернулся домой за ружьем, я остался проверять пленки на зайцев.
Солнце всходило в столбах. По бокам красного шарика горели красивой расцветки круги радуги. Мороз крепчал, мерзли у собак лапы, и они повизгивали. Наконец вернулся Максим.
Заложив патроны в ружье, мы направились по следу волка с капканом.
У Максима часто болели глаза, от мороза текли слезы, поэтому первый выстрел был поручен мне. Мороз подгонял. У нас на Урале в такие дни говорят: «Морозец не велик, но стоять без дела не велит».
По следу определили, что зверь попал передней правой лапой. Капкан захватил ее высоко, поэтому волк шел на трех ногах.
Волк попался умный, шел по таким местам, где меньше снега. Когда якорь, привязанный к петле капкана, задевал за какой-то предмет, зверь возвращался назад, шел строго по своему следу, потом возвращался и снова шел в одном направлении, выбирал глухие просеки, обходил глубокие болота. Ни одной своей лежки не оставил.
Увлекшись погоней, мы не заметили, как приблизился вечер. Чувствовалась усталость, ломило поясницу, хотелось есть.
Максим вытаскивает из-за пояса топор, делает на деревьях затесы, чтоб не заблудиться. Невеселый, даже злой от
Внизу, около болота, мои собаки догнали подстреленного козла и завязали с ним драку. Козел оказался сильным, ловким. Он яростно отбивался от собак рогами. Как ни жалко было, но мне пришлось израсходовать второй патрон. На этот раз пуля попала козлу в голову, и он рухнул на снег.
— Ого, такую тушу мы вдвоем не осилим. Будем подвешивать на дерево, — сказал обрадованно Максим. Помолчав, он распорядился:
— Расчищай снег, делай большую поляну, здесь будем ночевать. Дров носи больше, поленья выбирай толще, костер разводи шире.
На середине поляны я подготовил место для костра, собрал сосновые тонкие сухие прутики, с березы содрал бересту, подобрал сухостойные деревья и начал добывать огонь.
Долго я ударял чекмой вместо камня по пальцам, трут вместе с камнем валился из рук, и все начиналось снова. Хотя пальбы и до крови разбил, но огонь добыл. Над костром заплясали красные языки пламени. Тем временем Максим уже закончил свежевать козла.
Первыми утолили свой голод наши четвероногие друзья. На шомполе жарилось мясо свежего козла. Нам тоже не давал покоя голод.
После вкусного ужина, чрезмерной усталости мне смертельно захотелось спать. Я прицепил за пояс поводки собак, пододвинул к себе ружье, закрыл глаза, плотнее на голову натянул малахай и уснул, как дома на полатях.
Максим оживил костер, подкатился ко мне под бок и тоже захрапел. Весь наш табор спал мирным сном. Только одна небольшая, остроухая, с закрученным в колечко хвостом сибирская лайка Дамка не спала. Она клубочком свилась, но одно ухо было поднято и дежурило, следило за порядком в таборе.
Судя по костру, спали мы недолго. Вдруг залаяла Дамка. Через какую-то долю минуты весь наш стан пришел в движение.
Максим выхватил из костра головешку и бросил в темноту. Собаки умолкли. Я отскочил в сторону и начал вглядываться в темноту. Метрах в ста от нас перемигивались две пары огоньков.
— Волки!
— К мясу пришли, по запаху. Боишься? — сказал брат.
Этот вопрос остро кольнул мое самолюбие.
— Нет, — ответил я и пошел в сторону светящихся огоньков. Шел я медленно, по колено проваливался в снег. Потом какая-то внутренняя сила скомандовала: «Стой! Стреляй!» Я остановился, выстрелил. Гром выстрела раскатисто разнесся по всему лесу. Волков как корова языком слизала. Я снял с головы малахай, навострил слух, затаил дыхание — кругом в лесу стояла тишина. Я снова натянул малахай на голову, подошел к костру. Максим сидел на шкуре, подложив под себя ноги, строгал от козлиной ляжки мясо и надевал на шомпол.