За все хорошее - смерть
Шрифт:
Алика к нам из 174-й школы перевели - его родителям квартиру дали в нашем районе, рядом со школой. А до него самым сильным в классе Сабир считался. Не знаю, из-за чего у них вышел спор, но договорились встретиться после занятий и драться до тех пор, пока кто-нибудь не скажет "хватит" или до первой крови. Сабир тогда Алику разбил нос. Алик согнулся, к носу прижал платок, а потом говорит Сабиру: "Все равно я с тобой буду еще драться". И вдруг Сабир размахнулся и как изо всех сил ударит Алика по голове! А это ведь не по правилам. Все бросились их разнимать. Они помирились потом, но все равно я знаю, что они друг друга терпеть не могут и когда-нибудь еще подерутся. Они только меня никогда не трогают, иногда только дадут по шее - и все. Потому что они меня презирают.
Раз Сабир сказал, что вечером гроза, наверное, будет. Но с другой стороны, небо такое ясное, куда ни посмотришь, ясное. Я днем никогда не сплю, а тут вдруг спать захотелось ужасно. "По-моему, ребятам тоже. И у Камки, и у Алика с Сабиром очень сонный вид. Хоть бы скорее перевал, сесть бы на машину - н через час дома!
Как только подул ветер, сразу прохладно стало. И самое главное, он дул сзади и здорово помогал идти. Как будто кто-то подталкивает легонько в спину. Но это недолго продолжалось, может быть, пять минут или десять, не больше, потом он задул все сильнее и сильнее, уже не подталкивал, а просто бросал нас из стороны в сторону. Никогда в жизни я ничего такого не видел. Как в кино на экране ночь, и сразу же вслед рассвет, и вот уже день. Только что был день, и солнце светило на чистом небе, а тут сразу стало темно. Я посмотрел наверх, даже страшно стало, - небо черное от туч, а они проносятся так низко, что рукой дотянуться можно. Мы остановились, потому что дальше идти было невозможно. Сперва стояли, держась друг за друга, а потом сели на землю и вцепились в кустарник ежевики у тропинки, он хоть и колючий, но корни у него крепкие, Я посмотрел на Каму, а у нее лицо перепуганное ужасно. И я тоже испугался, потому что все думал, что нас может швырнуть в пропасть, ее край был ниже тропинки, метрах в двадцати от нас по склону. А холодно стало так, что зуб на зуб не попадал. Сказали бы мне, что в конце августа может быть так холодно, ни за что бы не поверил. Мы сидели, прижавшись друг к другу, и держались руками за эти колючки, а ветер все старался оттащить нас от них. Вдруг под нами дрогнула земля так, как будто это не гора, а вагон, когда поезд трогается с места. И еще из-под земли при этом послышался гул, негромкий и глухой. А потом пошел снег, мы оглянуться не успели, как все вокруг покрыло снегом. Я совсем замерз, но говорить об этом не стал- на мне, как и на всех, были только шорты и рубашка, а в рюкзаках ничего теплого не было, Я не знаю, сколько времени так прошло, - снег все падал, когда поднялся Сабир. Он не встал на ноги, его сразу бы ветер сдул, он и на четвереньках с трудом держался.
– Я пойду, - сказал.
– Надо найти какое-нибудь место, чтобы спрятаться, здесь мы совсем замерзнем, впереди ночь.
– Не надо, - сказал Алик, - не видишь, что делается! Скатишься в пропасть, и делу конец. За нами придут.
– Сейчас сюда никто не сумеет пройти. Вы подождите меня, только никуда не отходите от этого места.
– Он повернулся и, цепляясь за кустарник, полусогнувшись, пошел вперед.
Я очень хотел пойти с ним, ничего в жизни мне так не хотелось, но, когда я на секунду, на одну только секунду, отпустил ветви, за которые держался, мне стало так страшно, что я сразу еще сильнее вцепился в них.
– Сабир!
– вдруг закричал изо всех сил Алик.
– Сабир!
Но тот его не слышал, хотя отошел от нас всего метров на десять.
.
– Я иду с тобой. Подожди!
Я знал,
Мы с Камкой прижались друг к другу, мы уже не сидели, а легли на землю, подложив под себя рюкзаки, но все равно было очень холодно, мы совсем закоченели. И вдруг я увидел, что она плачет, сперва я подумал, что это снег растаял у нее на лице, а потом услышал, как она всхлипывает. Мне стало ее очень жалко, но я не знал, как ей помочь.
– -- Не бойся, - сказал я.
– Вот увидишь, все как-нибудь обойдется. Может быть, этот проклятый ветер сейчас прекратится!
– Они, наверное, заблудились.
– Теперь она уже плакала в голос.
– Здесь нельзя заблудиться, - сказал я.
– Налево гора, на нее, даже если захочешь, не заберешься, а направо пропасть.
– Я как вспомнил о пропасти, мне сразу нехорошо стало.
Мы больше не разговаривали. Просто лежали и постепенно замерзали.
Кажется, я задремал, потому что не сразу понял, что происходит, когда Сабир потянул меня за плечо.
– Здесь недалеко, - прокричал он мне на ухо, - расщелина, поместимся все как-нибудь! Идите за мной!
– А где Алик?
– спросила Кама.
– Он там стоит, чтобы мы не прошли мимо. Мы на нее случайно наткнулись, она совсем незаметная. Рюкзаки не забудьте. Алика рюкзак я возьму.
Мы шли по скользкому склону, хватаясь за кустарник, когда он попадался, а там, где его не было, просто ползли. Мне казалось, что конца этому не будет, что Сабир забыл, где эта расщелина, мы так и будем ползти до самого перевала, когда увидел Алика. Он стоял у отвесной, как стена, треснувшей посередине скалы. Здесь ветер дул не так сильно.
– Пришли, - сказал Сабир.
– А где же расщелина?
– спросила Кама.
– Вот же!
– Алик показал на узенькую щель в скале.
– Лезьте. Хотите, я первый.
– Он боком протиснулся в нее.
– Идите, она глубокая, всем места хватит.
Что бы мы делали без Сабира? В этой расщелине, хоть она совсем и узкая и нельзя было даже сесть, можно было только стоять боком - спиной упираешься в скалу и носом тоже, - было не холодно, даже тепло, и самое главное - не дул тот проклятый ветер. А воздух в этой расщелине пах землей, не просто землей, а свежей, сырой землей, так она пахнет, когда начинаешь копать ее, чтобы посадить дерево. Я этот запах очень люблю, я его каждую весну вспоминаю, когда в школьном саду сажают деревья. Странно только, что здесь так пахнет.
– Ты спишь, Кама?
– спросил Сабир.
– - Нет.
– - А чего молчишь?
– Думаю, - сказала Камка.
– Почему это мы сидим в темноте, когда у нас есть фонарики?
В темноте гораздо лучше было. Наверх направишь луч или перед собой ничего хорошего, везде стены с зазубринами, и больше ничего. В сторону выхода - снег как бешеный крутится. Направо - чернота непробиваемая, видно, эта щель глубоко идет в глубь горы.
– Интересно, что там дальше?
– сказал Алик. Зря он так сказал, я сразу это почувствовал.
– Если интересно, пойди посмотри, - сказал Сабир.
– Иду.
– Алик пошел правым боком вперед, держа в вытянутой руке фонарь.
– Я тоже иду, - сказал Сабир.
– Только не торопись, смотри под ноги, а то вдруг очутишься в яме. Пропусти меня.
– Это он мне говорит.
Интересно, как это я его пропущу? Был бы он величиной с кролика или курицу - пожалуйста, а он ведь не кролик и не курица. Допустим, он мимо меня как-нибудь протиснется, а дальше же Кама стоит, которая гораздо полнее меня.
– Давайте выйдем все втроем наружу, - сказал Сабир, - а потом я первый зайду и пойду за Аликом. Может быть, эта расщелина дальше расширяется, а то до утра стоять придется
– Алик же пошел, - напомнил я ему.
– Он и скажет, расширяется или нет.
– Лучше заткнись, - сказал Сабир.
– Отогрелся, что ли? Раньше тебя что-то совсем слышно не было. А тут вдруг зачирикал.
Вот он же знает, что Кама все это слышит, а ему все равно, или он даже нарочно меня при ней унижает.
– Никуда я отсюда не выйду, - сказала Камка, - у меня может быть, уже воспаление легких.