За живое

Шеол

«Он с Вельзевулом».

«Ранен…»

«Кто из них?»

О, Дьявол…

– Вас! – я снова окликнула его. – Отнеси меня к ним!

Вассаго без лишних слов подхватил меня на руки, и взмыл в воздух. Я соскочила с его рук еще до того, как он опустился на землю чуть поодаль от скопления демонов. Ассистенты медицинского корпуса спорили между собой, стоит ли оперировать прямо здесь или сначала нужно перенести в Пандемоиум, где есть все необходимые инструменты. Говорили на повышенных тонах, зыркая друг на друга зло и одновременно беспомощно. Ясно, Вельзевул.

– Разойдитесь, – мрачно бросила я, протискиваясь сквозь толпу.

С первого взгляда на него понятно было, что оба варианта так себе: транспортировку

в чертог ему не перенести, а без неё не выжить. Когда я добралась до Второго Повелителя, тот был уже без сознания, с огромной, почти сквозной дырой в груди. Её перевязали наскоро, но повязка почти мгновенно целиком напиталась кровью. Бледен был, как сама смерть, ни кровинки в губах. Тут или конца ждать или…

Я порывисто огляделась по сторонам, стряхивая тянущее ощущение бессилия, и взгляд упал на принёсшего меня сюда бесёнка, все еще стоявщего за спиной. О, да господи, конечно… Не нужно было мучительно искать решение – решение пришло само. Как будто я не поняла что случилось тогда, в лазарете, когда начало биться сердце, которому предначертано было утихнуть навсегда. Не своя, чужая жизнь наполнила его в те два вдоха. И если сейчас у меня получится сделать так же… Но когда мы пытались спасти Вассаго, я была всего несколько часов как поохотившись, сейчас же я не делала этого вот уже несколько дней. И чёрт, неужели здесь не найдётся тех, кому уже не помочь? Чью жизнь я могла бы забрать в обмен на его? Огляделась поспешно: вон лежит чертёнок, чуть поодаль, рана у него почти такая же, но он в сознании ещё. Хорошенький, голубоглазый, и никого с ним рядом уже нет. Медики что могли сделали, а товарищи еще не подоспели.

– Помогите другим. Сами знаете, что здесь для вас нет работы, – обратилась негромко к корпусу Вельзевула, склоняясь над раненым демоном.

– Лилит! Что ты задумала? – тут же строго окликнул Князь.

– Просто доверься мне. Это как переливание крови. Буду долго объяснять — потеряем время.

– Уверена, что получится? – снова прилетело мне в спину, заставив вздрогнуть.

– Нет! Ничерта я не уверена! Но если ничего не сделать, погибнут оба! Может, у меня совсем ничего не получится, но не попробовать я не могу, – оглянулась на него, мрачного, – Князь… Я возьму на себя ответственность, если что.

Мне очень хотелось дать волю эмоциям, подступающей панике, колющей жалости, и если он продолжит с расспросами, я точно сорвусь. Это когда-то была железной, а сейчас мягкая стала, как грязь.

– Действуй тогда, – ободрил Дьявол.

Я опустилась на колени рядом с демоном.

– Не плачь… – ласково убрала волосы у него со лба. – Посмотри на небо.

Подёрнутое сумерками, с огоньками звезд, очень красивое. У горизонта зарево догорает багряное, будто кистью нарисовали. Ты посмотри.

Он смотрит и едва улыбается.

Он смотрит, и я припадаю к его губам.

Когда я наконец отстраняюсь, то замечаю, что небо в его глазах отражается каждой звёздочкой. Прости меня, хороший, прости. Спасибо тебе большое.

– Быстрее, пожалуйста, – голос Дьявола возвращает меня к жизни, стряхивая последнее оцепенение.

– Сейчас, – я склонилась над Вторым повелителем, бережно приподнимая его голову с земли. – Всё будет хорошо.

Холодные шершавые губы. Родные. Два вдоха… Вельзевул, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Помоги мне. Два вдоха. Дава-а-ай, чёрт тебя подери! Я так привязалась к тебе, как никогда и ни к кому до этого не смела! Не бросай меня сейчас, не бросай! Холодный. Бледный.

Горло сдавливают спазмы, пальцы берёт в тиски колючая дрожь. Ты обещал, глупый, держать меня за руку. Ну так вот я здесь – держи. Два вдоха. Нащупываю его холодную ладонь своей такой же, и чувствую, как горячие слёзы текут с моих щёк – на его, и мне не удаётся их удержать, сколько не пытайся. И может быть, поэтому я не

сразу понимаю, что он – сжимает мои пальцы в своих.

Над нами простирается бескрайнее равнодушное небо Чистилища, усыпанное звёздами, словно бисером. Второй Повелитель дышит так, как будто он только что вынырнул с большой глубины, и самое главное, у него бьётся-бьётся-бьётся сердце.

Я тихо кладу голову ему на грудь, и Князь ещё какое-то время не тревожит нас.

========== 3. Верую ==========

«Кесарю кесарево — богу богово.

А такому,

как я,

ткнуться куда?

Где мне уготовано логово?»

– Сколько времени прошло?

За моей спиной раздаётся негромкий голос, и я невольно вздрагиваю, чуть было не расплескав настойку из горных трав. Время пришло.

– Четыре дня. Это пятый.

– И ты всё время…

– Да.

Всё это время, каждую секунду с тех пор, как медики закончили своё дело, я не смела отойти от его постели: отпаивала настоями, меняла повязки, не зная, долго ли так смогу. Мне хотелось, чтобы долго, чтобы хоть ещё немного, но тьма подступала отовсюду, нежно гладила по затылку, настойчиво скреблась по коже, не давая забыть о себе даже на секунду. Меня мучили видения, я нечеловечески замерзала, и этому всё сложнее было противостоять. Несколько раз я соскальзывала в своё безумие практически полностью, проваливалась с головой, захлёбываясь, путала реальность с выдумкой воспалённого сознания. Я и сейчас ускользаю от самой себя с каждой секундой и очень скоро перестану ощущать под ногами пол.

Но пока ещё в комнату через приоткрытое окно лениво вползают предрассветные сумерки, Второй повелитель впервые за всё это время пришёл в себя, и всё – всё хорошо.

– Если каждый рассвет ты встречала рядом со мной, – смеётся Вельзевул, – то я бы хотел, чтобы эти рассветы были вечностями.

Я оставляю настой и, спешно опускаясь на краешек кровати, кладу его ладонь себе на голову.

Погладь.

И не говори, пожалуйста, больше ничего. Теперь моя очередь говорить.

– Пять дней назад я убила, – вдыхаю порывисто. – не в первый раз. Но единственный – демона, ради того, чтобы ты смог жить. А вот ангелов я убиваю постоянно, почти все время. И сейчас все чаще – людей.

– Мы все убиваем, – осторожно произносит адский лекарь, движимый первым желанием – оправдать. – И если брать во внимание ту жизнь, которой мы живём, в этом нет ничего, за что можно было бы осудить.

– Вы убиваете, потому что это война. Потому что если не вы, то вас. А я… я с другой точки зрения к этому подхожу. Мне правда нравится. Смотреть, как они все мучаются. Как из них капля за каплей утекает жизнь, – при одной только мысли об этом губы растягиваются в сумасшедшей улыбке, но пробудившаяся было дрожь нетерпения очень скоро утихает под одним только его взглядом. – Самая большая твоя ценность не стоит для меня ничего. Мимолётная забава, секундная блажь. И тебе не нужно делать вид, что все в порядке, потому что на самом деле ничерта не в порядке. И мне жаль, что я заставила тебя поверить, будто во мне есть хоть что-то хорошее, скрывала это так долго, и что теперь вываливаю так бесцеремонно. На самом деле я из тех, кого ты ненавидишь больше всего на свете и, кажется, совсем ничего не могу с этим поделать. Прости.

Он убирает руку с моих волос, и я наблюдаю за движением его ладони. Думала, он скажет хоть что-нибудь, но он не говорит ничего, и поэтому приходится мне.

– Спасибо, что показал, что в мире бывает как-то ещё. Я тебя больше не побеспокою.

Заставлять себя не морщиться от ненависти – мучительно, а я не хочу тебя мучить, поэтому ухожу. И меня сейчас тянет взглянуть на твоё лицо, но запоминать на нём боль не хочу. Глаза, которые в своё время опалили меня неосторожным теплом, губы, с которых мёд собирать. Этих губ мне больше не целовать никогда.