Забавы агрессоров
Шрифт:
Глава 20. Виверийское танго
Аламез не знал, сколько просидел на корточках возле Дианы, отсчет времени был потерян. Обдумывать план спасения мешали сначала крики, а потом монотонный, многоголосый вой. Моррон из последних сил пытался сохранить рассудок, еще немного, и он собственноручно придушил бы всех пленников, настолько малодушных и жалких, что даже не могли держать нервишки в узде. Выставлять свой страх напоказ – не самое лучшее дело, тем более перед лицом опасности. Понять перепуганных бедолаг было можно,
Как ни странно, но справиться с проблемой обезумевших сокамерников помогли тюремщики. Видимо, во дворец прибыло подкрепление, проголодавшимся в дороге вампирам нужно было слегка подкрепиться. На фоне безумных стенаний раздался металлический скрежет, потом дверь распахнулась, и вошедшие в камеру охранники стали выпихивать наружу податливый, как бараны, люд. Напасть на тюремщиков Дарк не решился, он вовремя остановил и Гроттке, собиравшуюся оглушить одного из солдат. Шансов на успех не было, слишком много кровососов, и все они хорошо вооружены.
Вампиры вывели всех, за исключением двух пока несъедобных морронов, к тому же предназначенных не для общественной трапезы, а для личного пользования самой госпожи Миранды, правой руки сиятельной графини Самбины. Процедура выгона заняла не более одной минуты, потом дверь снова закрылась. Кроме морронов в камере осталось четыре трупа: кто-то не выдержал сырости и духоты, у кого-то сдало сердчишко. Дарк с Дианой не обращали внимания на тела, близость с покойниками не могла испугать тех, кто много раз убивал и к тому же сам являлся живым мертвецом. Сев на скамью, Аламез подставил лицо под тусклый свет лампы и, сам того не подозревая, инициировал воскрешение одного из тел.
– Андерсон, проклятый ублюдок, подь сюда! – раздался из темного угла сдавленный хрип.
Нога одного из покойников зашевелилась, но Аламеза удивило совсем не это, а то, что сокамерник назвал его старым именем, которым его уже давно никто не называл. До начала «шаконьесского марафона» Дарк вел тихую, размеренную жизнь частного детектива и охотника за головами. Под этим именем его знали только преступники и киношники, которых он иногда консультировал при съемке исторических фильмов. Однако последние вряд ли стали бы его называть «проклятым ублюдком».
Аламез поднялся и приблизился к зашевелившемуся телу. Диана, хоть ее и не звали, пошла следом. Сначала Дарк не видел лица, его взгляд приковали уродливые рваные раны на груди и руках сокамерника. Мужчина ожесточенно сопротивлялся напавшим на него вампирам, но в конце концов проиграл схватку и стал пищей. Из него выпили почти всю кровь, но потом, видимо, оценив по достоинству упорство и боевые качества противника, кровососы решили принять его в свои ряды. Однако что-то пошло не так, рубцы хоть и стали срастаться, но плоть гнила, не желая подчиняться чужой воле. Человек умирал, умирал медленно, но вряд ли чувствовал боль, судя по тому, что не стенал и что его изуродованное тело не отвечало судорогами на прикосновения
– Курт, это ты? – удивился Дарк, приподняв голову умирающего и взглянув на белую маску его лица.
– Узнал, гаденыш, и это хорошо, – прошептал Курт Громбмайсер без злорадства и злости, но радуясь восстановлению справедливости. – Что, не ожидал оказаться со мной в одной лодке? В одной камере сдохнем, приятель, в одной... Это судьба тебе мстит, что тогда в Шеварии нас с Арно...
– Это один из тех, кто...
– Я понял, – прервал Дарк Диану и жестом попросил ее отойти. – Что с тобой произошло?
– А ты не видишь? – недогадливость бывшего врага рассмешила Курта. – Подыхаю я, дружище, обсосали меня, как леденец, кровососы проклятые.
– Твоя плоть, она...
– А-а-а, ты об этом, – произнес Курт, пачкая ладони Дарка остатками крови, вытекающими изо рта. – Это наш с Арно новый хозяин постарался, страховка, так сказать...
– Дор? Вы работаете на шаконьесов?
– У-у-у, парень, – протянул умирающий, – да ты, как я погляжу, все помойки мира облазил, в каждую клоаку нос засунул.
– Не без того, – уклончиво ответил Дарк.
– Слушай, Андерсон, ты, конечно, скотина изрядная, но умирающему в просьбе ведь не откажешь?
– Смотря в какой. Если попросишь, чтобы я на ремне удавился, так не надейся.
– Не-а, не попрошу, – замотал головой Курт. – Пусть тебя лучше упыри сожрут, так дольше будешь мучиться.
– Доброта душевная, будто из рога изобилия, хлещет, – ухмыльнулся Дарк, в душе не ожидавший иного ответа.
– Дор нам с Арно капсулы с ядом ввел, боялся, что мы сбежим, – признался Курт. – Вот из-за нее я как раз в тварь и не превратился. Протекла она, видать, чуток, гниль по телу и пошла.
– Чего ты хочешь от меня, отомстить Дору?
– Не-а, и не надейся выбраться! Тебя тоже сожрут, – обнадежил Курт. – Вынь ее, она до конца прорвется, и я сразу...
Глаза Громбмайсера закатились, тело террориста на девяносто процентов окончательно онемело, но оставшиеся десять процентов рецепторов иногда оживали и причиняли несусветную боль. Сознание вот-вот должно было покинуть гниющего заживо. Дарк был весьма невысокого мнения о Курте и его светловолосом дружке, но подобная смерть была слишком жестокой участью даже для них.
– Где капсула? – спросил Дарк, когда Курт снова открыл глаза.
– В правой... в правой полузаднице, – прошептали окровавленные губы.
– Ишь, куда засунул!
– А может... может, я давно мечтал, чтобы ты вонь из моих портков напоследок понюхал, – тихо рассмеялся Курт. – Давай быстрей, горю весь!
Аламез пошел умирающему навстречу, хотя особого желания дотрагиваться до гниющей плоти не было. Моррон перевернул Курта на живот и спустил его брюки. Место имплантации капсулы было заметно сразу, оно выделялось громадной опухолью, раскрашенной зелеными, фиолетовыми и грязно-желтыми разводами, а вот чем вскрыть гниющую плоть, моррон не знал.