Забавы ради...

Кофф Натализа

— Один твой любимый мужчина уже проснулся, — посмеивался Поликарп, — Но я не о блинах. Я тут чего подумал, а поехали в отпуск? Ну, правда. Парня оставим с родителями. Вчетвером справятся. И Даринка поможет.

— Надолго? — практически согласилась Забава, прикидывая в уме, как лучше уладить все дела и выкроить недельку отпуска.

— Я все дела закрыл, могу легко исчезнуть на пару недель, — ответил Поликарп.

Забава не заметила, как Соколов выключил плиту и уже основательно прижал ее несопротивляющееся тело к кухонному

столу. Да и рубашка волшебным образом задралась до самой талии, открывая кружевное белье.

— Что ты, Ерему на пару недель нельзя оставлять с бабушками и дедушками, — предположила Соколова, — Избалуют. Занянчат. Испортят мне мужика.

— Какая грозная у нас мама, — урчал Соколов, во всю хозяйничая под рубашкой жены.

— Нет, выставка через десять дней, — возразила Забава, — Без меня там не справятся. И с универом. Там же сессия на носу. Без тебя никак.

— Справятся, — хмыкнул Полик, — Вообще думаю, пора уходить оттуда.

— Брось, тебе же нравится преподавать, — хохотнула Забава, оставляя жадный поцелуй на шее мужа.

Время было раннее, а сын — пятилетний Соколов Еремей жутко любил поспать, особенно по выходным. И его родители совершенно не боялись быть застигнутыми во время весьма пикантного занятия — увеличение численности семейства Соколовых.

Со дня рождения Еремея прошло уже пять лет, но только сравнительно недавно Соколов согласился на уговоры Забавы в отношении второго ребенка. Первые роды были сложными, долгими, мучительными, и Забава потом длительный период восстанавливалась. И каждый раз, вспоминая события пятилетней давности, Соколов начинал думать, что один ребенок в семье — норма. Но Забава так не думала. И Поликарпу не оставалось ничего, кроме как сдаться на милость любимой жены, с глубоко спрятанными страхами ожидая радостной новости от своего Василька.

Когда домашние шорты улетели в сторону, а рубашка едва скрывала женские плечи, и поцелуи стали непередаваемо жаркими и будоражащими, а развязка была до боли близка, в коридоре раздался звук открывающейся входной двери.

— Твою ж бабушку! — выругался Соколов, надсадно дыша жене в шею.

— Это кто? — простонала Забава, пытаясь застегнуть рубашку на груди.

— Ну…ключи есть у твоих…. у моих, и у… — половина фразы была благополучно проглочена, поскольку цензурных слов в ней было мало.

— Черепанова, — выдохнула Забава, глядя на внушительную фигуру родственника, стоящего в дверях со спавшим на его плече ребенком.

— Ленку везу в роддом, — хмуро произнес Гера, — Присмотрите же?

— Нет, Черепанов, — простонал Соколов, но, противореча своим словам, уже брал спящую девочку на руки, — Совесть имей. У ребенка есть бабушки и дедушки. Чего мы сразу?

Поликарп пошел относить племянницу в детскую и осторожно уложил ее в кроватку.

— Вы ближе, — тихо ответил Черепанов, оставил детский рюкзачок с вещами и игрушками и отправился обратно, на выход.

И уже в дверях,

оглянулся и подмигнул Забаве, вернувшейся к выпечке блинов.

— Бельишко супер!

— Твоя благоверная дарила, — показала Забав язык другу и кинулась подбирать предмет гардероба с пола.

Черепанов, посмеиваясь, вылетел из дома Соколовых, подбежал к машине и уселся обратно за руль.

— Терпишь, Леночка? — тихо спросил мужчина, — Давай все-таки скорую?

— Гера, езжай уже, — вздохнула Ленка Черепанова, морщась и пережидая приступ очередных схваток, — Напомни мне не соглашаться на следующего ребенка.

Но Черепанов молчал, сжав рот в прямую линию, а руки судорожно на руле. Краем глаза видя, как напряжена спина и плечи мужа, Ленка выдохнула.

— Герка, успокойся, — тихо попросила Лена, — В прошлый раз я тоже так говорила. Я даже матом ругалась. И ничего, все в порядке.

Герасим, молча, притормозил, плавно входя в поворот.

До роддома новенький пикап домчался быстро. И уже спустя несколько минут, медперсонал выпроводил Геру из приемного покоя. Черепанов, оказавшись на улице, вынул телефон.

Вопрос, кому звонить в первую очередь и просить о моральной поддержке даже и не встал.

— Васька, — дождавшись хмурого и сонного «Алё», вздохнул Черепанов, — Помнишь, когда ты мне позвонил в четыре утра и велел тащиться к роддому на другой конец города, я, молча, приехал?

— Че за ребусы, мля? — проворчал Василий Барычинский, — Куда ехать?

Черепанов назвал адрес роддома и сбросил вызов. Присев на лавке около роддома, Герасим тоскливо посмотрел на окна здания. Больше пяти лет прошло с тех пор, как он сидел вот так же и ждал, когда родится их с Леночкой дочка — крохотный комочек счастья с громким голоском и кукольным личиком. А теперь вот, кажется, сын должен родиться.

Время тянулось медленно. Гера постоянно сверлил циферблат часов взглядом, словно моля стрелки двигаться быстрее.

Спустя будто бы вечность, тяжелая ладонь хлопнула по плечу, и рядом на лавку опустился зевающий друг детства.

— Чё, как тут обстановочка? — зевнул Бася.

— Покурить бы, — признался Герасим, — Нервы совсем ни к черту.

— Знаешь же, бросил лет сто как, — напомнил Василий, но в карман потянулся за пачкой не распакованных сигарет.

Выкурив одну, Герасим бросил окурок в урну. Посидев минутку, потянулся за второй.

— Вот скажи, как у тебя вышло не нервничать? — завистливо спросил Гера у Баси.

— С дуба рухнул? — хмыкнул Василий, — все два раза чуть не сдох.

И, словно вспомнив события минувших дней, добавил:

— Я, пожалуй, тоже, — решился Барычинский и вслед за другом прикурил сигарету, — Только не вздумай проболтаться моей!

— Шутишь? Чтобы она и меня донимала лекциями о вреде курения? — хмыкнул Гера.

Друзья замолчали на некоторое время, ведь порой настоящая дружба не требует слов.