Забайкальцы. Книга 1
Шрифт:
— Тогда, значит, тово… завтра утречком подходи втроем. Поедете на ближние пашни, пшеницу жать, восемь деньков проработаешь втроем-то — и долгом прост.
— Не могу, Савва Саввич, втроем, никак не могу. Ячмень у меня поспел, сыплется, завтра обязательно надо ехать жать, а то упустим. Его и так-то посеяно злыдни. Ячмень, сам знаешь, какой хлеб: один день перестоит, да ишо, не дай бог, ветер — и начисто осыплется. Такчто ты уж уволь, Савва Савич, не притесняй, парня я, уж так и быть, пошлю к тебе завтра, а сам-то с девкой на свой ячмень поеду.
_ Эх, Прохор, Прохо-ор! —
— Да ты войди в мое-то положение, Савва Саввич, поимей жалость, — с мольбой в голосе упрашивал Прохор. — Меня сегодня Гаврила Крюков наймовал жать, по пуду ярицы давал за поденщину, и то я не пошел из-за ячменя-то. А к тебе вот за восемь фунтов посылаю парня, потому как было забрано, тут уж ничего не поделаешь, плачешь, да идешь. У меня паров ноне ни одной борозды…
Он не закончил: за печкой заворочалась, задыхаясь в приступе кашля, застонала больная. Прохор поспешил к ней, принес горячего чаю, напоил ее, для этого помог ей сесть, обложил подушками.
Савва терпеливо ждал у окна. С коня ему видно было заросшую травой ограду Прохора, край огорода, обнесенного тыном. В песке у крыльца копошились грязные, оборванные ребятишки.
Прохор вынес на улицу лохань. Вернувшись в избу, смахнул со стола мух, десятка полтора выловил. их ложкой из простокваши и, яростно матюгаясь, выплеснул за окно.
— Погибели на вас, проклятых, нету, чтоб вас громом убило! Смотри, сколько их наплодила нечистая сила!
— Гречуха будет ядреная, — пошутил Савва Саввич.
— Будет, да не у нас, — сурово отозвался на шутку Прохор и, снова взмахнув над столом рукой, захватил полную горсть мух, с размаху хватил ими об пол.
— Так что ж, Прохор, придешь завтра?
— Парня пошлю, как сказал, а сам не могу, Савва Саввич, видит бог, не могу.
— Нехорошо, Прохор, поступаешь! Ох, как нехорошо! Знаешь поговорку: взял лычку, отдай ремень.
— А у нас оно так и получается. — В голосе Прохора уже не слышалось мольбы, а глаза его загорелись злобой. — Берем-то мы лычку. а отдаем не ремень, а целиком всю кожу! Шкурой своей расплачиваемся, Савва Саввич.
— Та-ак, — только и сказал на это Прохору Савва. Поняв, что озлобленный Прохор будет упорно стоять на своем, тронул ногой Сивка, поехал дальше.
— Горлохват бессовестный, хапуга! — провожая Савву глазами, злобно ругался Прохор. — хоть бы нашелся добрый человек да с тебя бы содрал шкуру, чтобы не сразу подох ты, а помучился бы дня три за все наши обиды, Шакал проклятый!
Побывав еще у двух-трех должников, Савва Саввич повстречался с Лукичом. Подвыпивший по случаю праздника, мельник шел по улице, слегка покачиваясь, и, что-то напевая себе под нос, размахивал руками.
— Сав Саввич! — еще издали приветствовал он богатого сельчанина. — Здравствуй, милок, здравствуй!
Ответив на приветствие, Савва остановился. Ему как раз надо было
— На ловца и зверь бежит! — радостно воскликнул он, разводя руками. — А я того и жду! Пожалуйста, Сав Саввич, мельница на ладу, и не завозно. Хоть завтра начинай возить, за неделю все тебе перемелю. А уж смолоть-то для тебя постараюсь, мука будет как пена, што твоя крупчатка.
— Спасибо, Лукич, спасибо! Значит, тово… договорились?
— Полный порядок! У меня, брат, слово — олово.
— Вот и хорошо! Ну, так прощевай, Лукич, мне ишо надо тут кое к кому завернуть.
— Подожди минуточку, Сав Саввич. — Лукич, ухватив за повод, придержал коня. — Мне ишо надо сказать тебе парочку слов. Оно вроде меня и не касаемо, но я по-дружески тебе, ты это запомни, Сав Саввич.
— Что такое? — насторожился Савва.
— Ты за работником своим, за Егоркой, ничего не замечал?
— За Его-оркой? Ничего, а что он?
— А то, что с невесткой твоей, с Настей, снюхался он.
— С Настей?! — задохнувшись от удивления и мгновенно вспыхнувшей злости, чуть слышно переспросил Савва. Лицо его стало багровым, в правой руке мелко вздрагивала витая махорчатая плеть. — Ты это правду говоришь?
— Истинный Христос! — Лукич перекрестился, глядя на Савву. — Вот чтоб мне не сойти с этого места, ежели вру, своими глазами видел.
— Ну, ну, рассказывай, что и как?
— Весной ноне этот шельмец Егорка то вечером поздно с пашни, то на пашню утром чуть свет во весь-то дух на Гнедке мчится, как, скажи, табун волков за ним гонится.
— Короче, Лукич, самое-то главное скажи.
— Сейчас, Сав Саввич, сейчас! Я тебе все обскажу до тонкости, — зачастил скороговоркой Лукич. Будучи под хмельком, он становился не в меру болтливым. — Вышел я одиново из мельницы, так чуть серый свет, смотрю, уток целый табун на речку ниже мельницы опустился? Я схватил дробовик и скорее туда. Только начал их скрадывать из-за кустов, а его черт гонит прямо на меня. Едва успел схорониться за куст, и он мимо, саженях в двух от меня, как вихрь пролетел. Он, Егорка, тут уж я его разглядел, как вот тебя сейчас. Джигит, холера его забери, даже и на брод не поехал, а напрямки, ка-ак сиганет через речку, только его и видели. Вот он какой оказался работничек-то у тебя.
Встревоженный вначале, Савва постепенно успокоился, с лица его медленно сходила краска.
— Я то уж думал бог знает што! Пусти, Лукич! — Савва досадливо махнул рукой, потянул из рук мельника повод. — Чудак ты, право слово чудак, нашел чего рассказывать, молол-молол целый час — и молотого нету. Егорка наверняка на вечерку приезжал, а ты уж определил что к Насте, как будто ему девок не стало.
— Нет, не-ет, Сав Саввич, ты подожди уезжать-то, я ишо не все сказал — с пьяной развязностью продолжал Лукич, не выпуская из рук поводьев. — Ты мне слова не даешь сказать. Я же тебе говорю, с Настей Егорка спутался, чего тебе ишо надо? Люди видели их вдвоем ночью.