Забег на длинную дистанцию. Полная сборка

Лернер Марик Н

Аксютин отметил, что раньше звучала обратная версия. Якобы Павел был против привлечения посторонних. Но после стольких лет знакомства он, как раз, скорее, поверил бы сказанному сейчас, в поддатом виде. Давно видно кто и о чем думает. Андрей вряд ли читал (он вообще не слишком читал художественную литературу), высказывания о необходимости съесть собственную шляпу, чтобы она не разгласила тайные планы, но поступал всегда именно так. Вполне сознательно выдавая только часть информации окружающим. Полную картину он не обсуждал никогда. Со стороны его приказы и указания смотрелись, как возможность проявить инициативу, но не всегда работать в темную удобно.

— …

не хотел он с посторонними людьми эти вещи обсуждать. Я заставил. Кто может просчитать до конца реакцию даже знакомого человека? А совершенно чужого? Два-три раза пересекались — это еще не повод изливать душу. А потом приехал с Кавказа, и я-то вижу — изменился. Он кровь и боль видел. Настоящие, не книжные. Что может одиночка сделать? Помочь одному-другому. Все. Остановить государственную машину — нет. Повернуть вспять толпу — только пулеметами. А потом отвечать за 'невинно' загубленные жизни замечательных отцов и братьев, ни разу в жизни, не сделавших ничего плохого? Обожающих своих соседей другой национальности и неоднократно присутствующих на совместных дружеских застольях. Спасибо, не хочу.

Меняли руководителей в обеих республиках, писали доклады, вводили войска. И что? Был Сумгаит, был Кировабад, Баку, а был Степанакерт и села, про которых мало кто слышал. Ходжалы. Знаешь где? Кто там прав и виноват? Где святая месть, а где злодеи? Все рвались навести справедливость, в своем понимании. Мину под это заложила еще советская власть в далекие двадцатые-тридцатые, очень странно перекраивая границы и не реагируя на сигналы. Пока власть сидела прочно, слегка побулькивало в котле. А как слабину дала — взрыв. Дружба народов в полной красе и наглядности. Сорок раз будь пророком — даже поверят, а не пошлют как Кассандру на три буквы, все бесполезно. Руководителям в национальных республиках требуется одно, союзным другое, России третье. Кто виноват? Проще всего потыкать пальцем в прошлое. Вот гады, какие. Создавали общность 'советский народ', а выросло национальное самосознание. А ты, сегодня, сделать хоть что-то способен?

Мы строили, строили и, наконец, построили. Государство, где люди не желают жить вместе и дружно. Величайший эксперимент в мире провалился со страшным треском. И знаешь что? Разлагающийся Запад просто обязан нам сказать: 'Спасибо'. Благодаря СССР, там простые труженики получили очень много в плане социальном. Не хотели буржуи у себя такого счастья вкушать, как в России было в гражданскую и после, профилактически сработали. Где-то до середины шестидесятых мы реально были впереди планеты всей, по очень многим показателям. Куда все делось? А просто закостенели в догмах и шаблонах. Несменяемость руководителя, пока не помрут, доведение огосударственности и планирования до полного абсурда. Всеобщее неверие в лозунги с самого верха, до самого низа.

Что, не понимали в Политбюро, ничего и в упор не видели? Не замечали проблем с экономикой? Еще как понимали! Каждый новый Генсек начинал с реформ. Уж я то начитался! После смерти Сталина, после Хрущева и Брежнева. Как только появлялась возможность. И всегда сворачивали реформы. Их развитие до логического конца, ставило под угрозу власть партии. Так что важнее, партия или народ? Вот и дождались на свою голову. Ну, ничего, те с кого песок не сыпится неплохо устроятся.

Мог выжить Союз? Еще как! Проблемы СССР были в состоянии ума руководства СССР, а также экономики, созданной этим самым-самым лучшим в мире руководством. Не в народе. Он работал и не особо возмущался очередным веяниям, ускорением и разными мероприятиям. Но все равно наши начальники вечно искали

недовольных. Не себя же обвинять в ошибках?! А потом смотришь, ничего кроме власти уже и не интересно. Власть хуже наркотика. А опьяненные властью, опохмеляются кровью. Потому что люди мусор. Все для блага государства. Все во имя его. Спроси о величии эпохи у раздавленных ею. Те, кто уцелеет, расскажут, как было замечательно!

Вечно не везло нашему руководству с народом. В двадцатые, тридцатые, сороковые. Приходилось его заставлять. Нет времени на агитацию! Кругом враги! И ведь смогли заставить пойти правильной, с точки зрения партии, дорогой. Вот сейчас даже не пытались. Нормальным было сначала реформировать экономику, держа в руках большую палку в виде КГБ, милиции и армии. Если на наше горе, у нас в СССР, была такая идиотская элита, которая способна вот так просрать страну, значит, в стране был большой непорядок наверху. Исправить его, можно только пробравшись обычными путями в Политбюро и заменив Горбачева.

Павел весело рассмеялся.

— Это так легко и просто! Пойти по комсомольской, а затем партийной линии. Десятки лет вылизывать всем подряд и проповедовать то, во что не веришь. Забрался в теплое кресло — заглянул в свою душу. А энтузиазм весь давно скис. Тебя вполне устраивает спокойная жизнь, без катаклизмов и ведь пришло время, когда уже тебе вылизывают. Чем не жизнь?

Аксютин со стуком поставил пустой стакан и прищурился:

— А что лучше ничего не делать? Забить на все и жрать черную икру, заедая красной? Не снимать самолет с рейса из-за технической неисправности в двигателе? Пятьдесят семь погибших 18 октября 1989 г. Не поднимать шум из-за утечки на трубопроводе в 1989 г? Пятьсот семьдесят пять погибших! Пять с половиной сотен человек! Пусть гибнут?!

— Да, да, — неприятно скривился Павел. — И про Ошск в 1990 г ты тоже знал. Специально летал. Андрюха тебе красную дорожку расстелил. Делай, что душа пожелает. Деньги — на! Телефоны ментов — на! Звонок с верху, отнестись предупредительно — на! Много послушались тебя, пока кровь не пролилась. А потом так и бросились выполнять указания и отдавать честь. Жди! Им свои промахи надо прикрыть, а не ордена предупреждальщикам вручать, при стечении рукоплещущего народа. Умом Россию не понять, а другими местами — очень больно. Всерьез поломать историю нельзя. Точка. Обнаруживаем, что генерал Дудаев независимость гордой республики Ичкерии не провозгласил…

— Кто такой Дудаев? — удивился Аксютин.

— … а истории пох, — не отвечая, провозгласил Павел. — И имя Масхадова Аслана Алиевича ты тоже уже никогда не узнаешь. Как и Басаева Шамиля. Мирный такой человек, компьютерами торговал и хотел Белый дом защищать. Большой демократ. Попал под трамвай. Аннушка не вовремя подсолнечное масло разлила.

Аксютин хотел что-то спросить и закрыл рот. Он понял. Кого-то уже не просто спасали, но и убивали. Ему вот рассказать раньше забыли. Видимо, по доброте душевной. Чтобы не мучила совесть, за противоправные действия.

— А в Чечне, — со злобой сказал Павел, — ничего не изменилось. Она уже фактически независима. Плевать там хотели на Указ нашего Президента о введении военного положения. Война будет. Наведение конституционного порядка. Убьют не того, так другого. Тысячи убьют. Можно выдернуть конкретного человека, нельзя спасти всех. А чем тот лучше этого? Я вот не знаю, — он развел руками.

Замолчал. Сел прямо и прислушался к ковырянию в дверном замке. Со слухом у него было в лучшем виде. Может в компенсацию за садящееся зрение. Слишком долго пялился в экран компьютера.