Забег на невидимые дистанции
Шрифт:
Для Йена этот вечер был слишком важным, чтобы позволить пятилетней помехе все испоганить. Поэтому он прятал ее на аттракционах, то и дело отлучаясь от своих развязных приятелей, которых, на их счастье, не вынудили угрозами тащить за собой братьев или сестер (а побывать в Глэдстоун – мечта любого ребенка округа Нью-Хэйвен). Йен принял препятствие как вызов и пока справлялся с лавированием между «угождать Растину и быть поблизости» и «присмотреть за капризной малолеткой». Как и любой подросток, он не
Являясь, в сущности, не самым плохим парнем, Йен в глубине души любил свою сестру. Но свободу и развлечения он любил больше. Будучи младше, они много времени проводили вместе, играя во все подряд. А потом Йен вырос, а Нона все еще оставалась слишком маленькой, чтобы понять и принять новые интересы брата, чьим временем прежде пользовалась безоговорочно. Она всеми способами требовала к себе внимания, чем еще сильнее раздражала и отталкивала брата. Это привело к тому, что он стал металлически холоден к ее манипуляциям, провокациям и слезам, как будто кто-то щелкнул пальцами и подменил его.
Вот и сегодня, если бы девочка не устроила истерику с «агонией» на полу, мать не заставила бы Йена брать ее с собой. «Либо ты идешь с нею, либо не идешь вообще», – процедила она и так хлопнула дверью, что дальнейшие пререкания казались бессмысленны. В отместку за эту подставу Йен весь вечер почти не разговаривал с сестрой, не обращая внимания на хныканье и прочую актерскую игру. Чисто механически он переводил ее из одного места в другое, покупал билет и вручал ей в руки, чтобы избавиться на следующие десять минут, и вновь спешил к приятелям.
Невероятно интересные рассказы о том, кто, кого, как и когда отметелил/облапал/унизил, необходимые ему рассказы, долго ждать не могли. Он обязан быть в курсе всего, о чем говорят в этой компании. Малый просчет, незнание, и ты уже чужак. Как полицейский, что вживается в мафиозную группировку, он должен всеми способами стать своим. Так что сестра занимала его мысли меньше всего, особенно сейчас, под дурманящим облаком травки, употребление которой – еще один метод быть наравне с остальными.
Общаясь с ребятами постарше, Йен Флинн ощущал удовлетворение и гордость. Он сам сумел поставить себя так, чтобы к нему хорошо относилась условная школьная элита, считая в общем-то полезным и смышленым парнем. Вот только Нона всех раздражала, включая самого Йена, и было бы очень здорово от нее избавиться, но делать было нечего. Он приглядывал за нею менее чем вполглаза, основное внимание уделяя расположению Растина и его прихвостней, которые уже достигли возраста презрения к аттракционам и любви к выпивке. Включая Йена и Растина, сегодня их было семеро, и все уже захмелели.
За
Первый вопрос – почему так громко? – сразу же получил ответ, стоило поднять глаза и увидеть перед собой столб с рупором громкоговорителя (столб, который он пометил только что). Второй вопрос – что происходит? – оказался сложнее для затуманенной токсинами головы. Сначала слов было не разобрать из-за помех, и от внезапности Йен даже пригнулся, чуть не испачкав брюки. Это был бы окончательный крест на его репутации. Йен Флинн обоссался прямо в парке, представляете? Как опущенный в тюрьме, даже хуже.
– …минут назад потерялась… – часть объявления невозможно было расслышать из-за смеха ребят, а смеялись они над тем, с каким лицом он вышел из-за палатки, застегивая ширинку так быстро, что чуть не прищемил кожу. – Ростом примерно три с половиной… прошу всех… осмотреться… прямо перед вами.
– Нет, – пробормотал Йен с отсутствующим видом. – Нет, нет.
– Ты там че, обоссался, малыш Йенни? – заржал Растин, а за ним и остальные, словно игрушки, которые повторяют за тобой любые звуки.
– Да заткнитесь вы все! – он ждал, что информацию повторят, но смех мешал ему услышать что-либо.
– Ты охренел? – Растин опустил пиво. Это было не по протоколу.
– Сколько времени? Сколько времени мы уже торчим здесь?!
Все молчали, пораженные внезапной переменой в его поведении, которая нарушала негласные условности. Подобной дерзости от него никто не ожидал.
– А чего ты так засуетился? Надо домой, к мамочке?
– Больше десяти минут, да? И больше двадцати…
– А! Я понял. Ты о сестре вспомнил? Я думал, тебе на нее насрать.
Из-за спазма в груди Йену стало больно дышать. Он бросил в траву бутылку с недопитым пивом и побежал. При каждом касании о землю чувствовалось, что сердце бьется прямо в пятках. За считанные секунды Йен оказался у карусели, куда посадил Нону, – сколько непростительно долгих минут назад? Он не смог бы сосчитать, даже если бы догадался посмотреть на время. На лошадках катают семь-восемь минут, максимум – десять, и девочка давно должна была сойти и дождаться брата. Но он не явился вовремя, и теперь сестры нигде не было видно.