Забери меня домой
Шрифт:
– У него получилось?
– Нет, – ответила сухими безжизненными губами.
– Тимур помог?
Я пожала плечами и с каким-то истеричным и вместе с тем горделивым смешком заявила:
– Я отбивалась.
И совершенно не была готова к тому, что Анька громко, где-то даже возмущенно заверещит:
– И тогда чего ты лежишь?! Корнишон свой он в тебя не вставил, руки и ноги целы, голову не разбил. Надеюсь, ему уже сделали больно?
Вопрос она задала тем самым тоном, которым обычно общалась со своими подчиненными и Тимур неохотно, но все же ответил:
–
Анька недовольно посмотрела на него и поджала губы. Будто и правда рабочее задание давала и теперь требовала отчет. Но странное дело, я слушала подругу и оживала.
– А корнишон оторвал?
Тимур еще больше помрачнел, а я вдруг хихикнула. Затем еще и еще раз, после чего хихиканье переросло в бурный истерический смех. Анька удовлетворенно кивнула, а Тимур подскочил ко мне и обнял, прижимая к себе так трепетно и нежно, что мне захотелось пояснить, что я не сошла с ума. Получилось это правда странно – с придыханием и паузами, в которые я закатывалась смехом.
– Ему нельзя…корнишон…отрывать.
– Почему? – хор подруги и любимого мужчины спровоцировал новый приступ смеха.
– Он же…тогда…бабам всяким не будет нужен… Не даст развод.
– Аргумент, – вынесла Анька вердикт и пошла на кухню.
На лице у Тимура были небольшие ссадины – Вовка пытался отбиваться, но силы были явно не равны. На мое замечание, смешанное с истерическим смехом о том, что их надо обработать, он лишь отмахнулся.
Спустя время, успокоившись и с неудовольствием выпутавшись из объятий Тимура, который убаюкивал меня, периодически целуя то в лоб, то в висок, я пошла за ней. Подруга не подвела: на столе меня уже ждал крепко заваренный чай и шоколадные конфеты. Сама Анюта суетилась, раскладывая продукты в холодильник и по шкафчикам.
– Откуда это? – сомневаюсь, что узнав об изнасиловании, подруга первым делом бросилась за покупками. Она у меня жадновата.
– Не знаю, в коридоре валялись. А хлеб так вообще на лестнице был. Ты от Вовки продуктами отбивалась?
– Был еще и кофе, – Тимур возник в дверях. На Анюту он поглядывал с неодобрением, хмурился и явно переживал. Меня же начало отпускать и я принялась разворачивать конфетку в соблазнительно яркой упаковке. – Не знаю, где он делся. Я просто все пакеты бросил, когда…когда все увидел.
Точно, это же Тимур за покупками уходил. Тогда все складывается и у Анюты не произошел внезапный приступ продуктовой щедрости.
– Соседка сперла, – со знанием дела подытожила подруга. – Она все время в дверях торчала, пока я собирала продукты. У, жаба воровитая.
Я поежилась, с сожалением подумав о том, что теперь о произошедшем знает весь подъезд, а то и весь двор. Уверена, баба Тая для этого даже телефоном воспользовалась, хотя обычно на сотовой связи привыкла экономить. Анька поставила на стол третью чашку с чаем для Тимура и сама села напротив меня.
– Что ты думаешь делать?
Я медленно развернула конфетку и откусила кусочек. Вкууусно. Я даже улыбнулась сладости, разливающейся по рту. Тимур следил за каждым моим движением и, заметив мою улыбку, немного выдохнул. Я почувствовала прилив такой
Тимур наклонился и прямо с моих рук откусил кусочек, губами коснувшись кончиков пальцев. Это было бы очень эротично, если бы не взгляд – мрачный, тревожащий меня.
Анька вдруг хлопнула ладонью по столу, да так, что чашки подпрыгнули, а блюдца жалобно зазвенели. Мы вздрогнули и недовольно посмотрели на подругу.
– Я, конечно, очень рада, что тебе стало легче, но я задала вопрос! – Анюта даже не старалась сдержать насмешку в голосе.
Я тяжело вздохнула, намекая, что следовало бы помолчать – если бы я знала, что отвечать, не тянула бы время.
– Подскажу, ты собираешься писать заявление на этого идиота?
Я как раз отхлебнула чай и едва не подавилась от такого вопроса. С возмущением посмотрела на подругу и вкрадчиво спросила:
– Аня, он мне пока еще законный муж, о каком заявлении ты говоришь? – произносить это при Тимуре было неудобно и руки чесались ударить Аньку за то, что она начала разговор при нем.
– Безграмотная ты женщина, Лиля! Подать заявление можно хоть на мужа, хоть на соседа, хоть на бомжа в парке. У нас же не времена Домостроя, когда женщина должна была раздвинуть ноги по первому требованию и не пищать.
– Сомневаюсь, что вас не разведут, если будет такое заявление, – неожиданно поддержал Аньку Тимур.
– Вот!
Тимур задумчиво крутил чашку в руках.
– К тому же, или его посадят, или я его убью.
– Глупости! – теперь моя очередь была стучать ладонью по столу. Правда получилось не так эффектно, как у Аньки – никто не вздрогнул. – Вы, по-моему, забыли, что я учительница!
– А учительниц не насилуют что ли?
– У учительниц – репутация, – я горько усмехнулась. – Если я заявлю, что меня пытались изнасиловать, да еще собственный муж, буду съедена с потрохами.
Тимур посмотрел на меня с сомнением, но Анька поджала губы, задумавшись. Не зря она тоже училась в педагогическом университете – вспомнила, чем грозит подобный скандал. Многие родители считают, что учителя – непогрешимые существа, которые на пляже должны появляться в закрытых купальных костюмах образца XIX века, а размножаться почкованием. Так что любое напоминание о том, что у меня есть личная жизнь, да еще такая бурная, грозит как минимум скандалом, а как вероятное – увольнением. От своей работы я, конечно, устала, но детей любила и бросать их, да еще по причине того, что чуть не стала жертвой, не собиралась.
Это я и сообщила Ане и в первую очередь Тимуру, которого моя речь странным образом успокоила. Так я решила, потому что он не стал настаивать, а включился в разговор и плавно перевел его на другую тему. Даже смог утихомирить Анюту, которая потрясала кулаками, да и в целом выглядела воинственно. Вот только я то и дело замечала его задумчивые взгляды и то, как он сжимал-разжимал кулаки. Все понятнее становилось, что его спокойствие показушное, лишь для меня, а внутри бушует ураган эмоций.
***