Забей стрелку в аду
Шрифт:
Лимузин, лавируя в потоке транспорта, уверенно пробирался к Рублевскому шоссе, выводившему к загородной резиденции, снятой на деньги от продажи отравы, взращенной на плантациях, обращенных в пепел, и синтезированной в подпольных лабораториях, лежащих в руинах.
«Счет еще не предъявлен, – задыхаясь от приступа нахлынувшей злобы, размышлял албанец, притворявшийся спящим на заднем сиденье лимузина. – Ибрагим Хаги ничего не прощает и ничего не забывает. Счет еще не предъявлен…»
Безоблачное небо приютило под своим сводом в то быстротечное мгновение и гигантский мегаполис, и мчавшийся
Глава 6
Постоялец медленно, но верно выздоравливал. Серьезных увечий американцу не причинили, а ссадины заживали на нем как на собаке. Ел Стивен за троих, поглощая неважную стряпню журналистки со зверским аппетитом. Вскоре он стал поразборчивее, выделяя деньги на покупку изысканных деликатесов вроде осетрового балыка или эксклюзивного кофе «Лаваза», который собственноручно заваривал для всей компании. Ароматы распространялись по всему подъезду, перебивая запахи кошачьих экскрементов, вчерашних щей и застоявшегося табачного дыма на лестничных клетках.
Хоукс затаился в надежном укрытии и, похоже, не горел желанием предпринимать каких-либо решительных шагов. Он днями пропадал на кухне, совершенствуясь в кулинарном искусстве, или торчал перед телевизором, обозревая все выпуски новостей. С коллегами по работе инженер общался по телефону, объясняя свое затянувшееся отсутствие приступом неопасной, но очень неприятной болезни, требовавшей постельного режима.
Контракт из-за охладевших отношений между Россией и Штатами временно заморозили, порекомендовав персоналу фирмы вести разработки и ждать дальнейших указаний. Об отзыве речь не шла. Политика политикой, а от десятков миллионов долларов корпорация не собиралась отказываться.
– Дома меня не ждут, – невесело констатировал Стивен, переговорив напрямую с боссом по телефону.
О легком недомогании инженера уже успели доложить в Штаты. Член совета директоров пожелал скорейшего выздоровления, спошлив при этом про лучшую грелку из женских грудей, снимающую любую хворь.
– Хоукс, дружище, найдите себе русскую красавицу. Повысьте жизненный тонус. Вы ведь, как солдат в диких джунглях, стоите на передовых рубежах. Расслабьтесь немного! Командировка в Россию затягивается! – Жизнерадостность била из шефа фонтаном.
Беседа не имела смысла. Улететь без позволения Ястреба Хоукс не мог. Тот пригрозил немедленной компрометацией инженера. Пикантные видеокассеты, где он и Дана голышом нюхали кокаин и, одурманенные наркотиками, совокуплялись, вытворяя немыслимые акробатические номера, немедленно ушли бы в Штаты, на стол хозяев корпорации, в отдел по борьбе с наркотиками и редакторам желтых газет, обожающим печатать гнусные истории грехопадения с обсасыванием подробностей.
Стивен попался на крючок, с которого не так-то просто было сорваться.
Квартира журналистки превратилась в нечто среднее между общежитием и штабом. Американца никто не выгонял, но его пребывание не могло длиться вечность. При каждом предложении наведаться к себе за вещами Хоукс пугливо вздрагивал, втягивая голову в плечи.
– За домом наверняка следят, – повторял он, озираясь
– Следят, – подтверждал Святой.
Покуда бывший спецназовец не мог предложить вразумительного плана действий. Врага нужно идентифицировать, знать его возможности и силы, разведать замыслы и слабые места. А собрав информацию, нанести молниеносный удар в наиболее уязвимое место. Так учили инструкторы секретных центров. Знания проверялись в боевых условиях, где экзаменационными оценками были жизнь или смерть.
Враг оставался неопознанным. Его планы сводились к пересказанным американцем сведениям о ракетных кодах. Сведения больше смахивали на бред, надиктованный воспаленным воображением. Все это угнетало Святого, уставшего разгадывать ребусы всю свою беспокойную жизнь. Он мечтал остаться наедине с Дарьей, чтобы окунуться в беззаботные волны захватывающей страсти. И может, чем черт не шутит, наконец обрести тихую гавань семейного уюта и взаимной любви.
Журналистка, напротив, развила бурную деятельность. Она скрупулезно составляла портрет таинственного Сергея Ястребцова. Добывала окольными путями факты и разрозненные фрагменты деловой активности бизнесмена с неопределенным родом деятельности.
Картина получалась захватывающей. Человек с птичьей фамилией делал деньги из воздуха. Не занимаясь производством, он считался кредитоспособным клиентом весьма солидного банка, охотно оказывавшего финансовые услуги Ястребцову. Многие чиновники из налогового ведомства называли его ловким дельцом, проворачивающим крупные сделки в теневой экономике. Но на вопрос, что именно продает Ястреб, чиновники разводили руками и делали большие глаза. Только одна умудренная годами службы канцелярская крыса, сводившая дебет и кредит еще при Сталине, доверительно поманив Угланову скрученным артритом пальцем, сказала:
– Милочка! Не надо зубрить экономические науки, чтобы уяснить, что самый быстрый рост капитала обеспечивают наркотики, торговля оружием и проституция. Но этим не принято гордиться, а уж тем более афишировать. Мне стыдно объяснять столь простые истины матерой акуле пера, поднаторевшей в журналистских расследованиях…
Обсыпанный перхотью чиновник передал Даше кипу отксерокопированных документов о подставных фирмах Ястреба, через которые отмывались грязные деньги. Ознакомившись с досье, Угланова выдохнула:
– На основании этого архива Ястребцова можно посадить за решетку.
Но прожженный чиновник, поправив двумя пальцами скверно пригнанную вставную челюсть, ответил:
– Красотуля, посадить в нашей стране можно любого. Опыт богатый накопили. Но раньше, чем сдавать Ястребцова правоохранительным органам, надо выбрать место на кладбище. Опасный субъект. Я таких за версту чую.
В свое время Ястреб пожадничал, не отстегнул нужную сумму чиновнику, проводившему аудиторскую проверку фирмы. Оскорбленный мизерной взяткой, тот принялся комплектовать досье, но вовремя спохватился. Заботясь о собственной безопасности и счастливом детстве внуков, которые могли никогда не стать взрослыми, он прекратил коллекционировать компромат. Папку чиновник отдал журналистке с пламенной просьбой не упоминать об источнике информации.