Забрать любовь
Шрифт:
— Я этого тоже не понимала, — тихо сказала я. И задумалась: на чей счет она отнесла эти слова — на свой или на мой?
Мама села и скрестила ноги.
— Ты здесь счастлива, — прошептала она. — Твое место здесь. Это стало ясно, когда я увидела тебя верхом на Донеголе. Если бы ты жила здесь, ты смогла бы учить местных детишек. При желании ты могла бы начать выступать в соревнованиях. — Ее голос становился все тише, пока окончательно не стих. Она обернулась ко мне. — Пейдж, — снова заговорила она, — почему бы тебе просто не остаться здесь, со мной?
«Просто не остаться здесь, со мной…» Как только она это произнесла, во мне словно что-то
Она сказала, что хочет, чтобы я осталась, но ведь это яее нашла. Если я останусь, я никогда не узнаю то, что на самом деле хотела знать. Стала бы она когда-нибудь меня разыскивать?
Мне предстояло сделать выбор. Очень простой выбор. Если я останусь, я уже никогда не буду с Николасом и с Максом. Меня не будет рядом с Максом, когда он впервые выйдет на бейсбольное поле. Я не проведу пальцами по табличке на двери кабинета Николаса. Если я останусь, то это будет навсегда. Я уже никогда не вернусь домой.
И тут до меня впервые дошло истинное значение слов, которые я повторяла с момента появления здесь, на ферме «Перекати-поле». Мне действительно необходимовернуться домой, хотя верить в это я начала только сейчас.
— Я должна вернуться, — ответила я.
Слова упали на постель и образовали между мной и мамой высокую и толстую стену.
В маминых глазах промелькнуло какое-то неуловимое выражение.
— Сделанного не вернешь, Пейдж, — сказала она, расправляя плечи точно так же, как это делала я, ссорясь с Николасом. — Люди умеют прощать, но не умеют забывать. Я совершила ошибку, но если бы я вернулась в Чикаго, то до конца жизни не замолила бы этот грех. Ты всегда бросала бы мне в лицо упреки, наподобие того, как делаешь это сейчас. Как ты думаешь, как поведет себя Николас? А Макс, когда станет достаточно взрослым и все узнает?
— Я не от них убегала, — упрямо повторила я. — Я сбежала, чтобы найти тебя.
— Ты сбежала, чтобы напомнить себе, что все еще являешься личностью, — сказала мама, вставая с кровати. — Не лги себе. Признайся, что дело в тебе.
Она подошла к окну, заслонив собой звезды, и я оказалась в полной темноте.
«Отлично, — рассуждала я. — Я нахожусь на коневодческой ферме своей матери, мы наверстываем упущенное, и все это просто замечательно. Но не ради этого я уехала из дома». В моем сознании оба события каким-то образом переплелись, но одно не вытекало из другого. Несмотря ни на что, побег из дома касался не только меня. Возможно, все начиналось именно так, но постепенно я стала понимать, как много цепных реакций пришло в действие и как много людей пострадало. Если простой факт моего исчезновения помог раскрыть все тайны моей семьи, значит, во мне была заключена сила, о существовании которой я и не догадывалась.
Мой отъезд, как и ее побег, касался всех нас, но мама, видимо, над этим никогда не задумывалась.
Я вскочила и шагнула к ней так стремительно, что она отшатнулась и прижалась спиной к бледному оконному стеклу.
— С чего ты взяла, что все так просто? — воскликнула я. — Да, можно уйти. Но там, откуда ты уходишь, остаются люди. Ты устраиваешь свою жизнь за их счет. Я
Мама отвернулась.
— Мне жаль, что я все это упустила, — прошептала она.
— Наверное, мы не всегда получаем то, чего хотим, — продолжала я. — А знаешь ли ты, что, когда мне было лет семь или восемь, я держала в шкафу собранный чемодан? Я писала тебе два или три раза в год, умоляя приехать за мной, но не знала, куда отправлять эти письма.
— Я не могла забрать тебя у Патрика, — возразила мама. — Это было бы нечестно.
— Нечестно? По чьим стандартам? — Я смотрела на нее, чувствуя, что никогда в жизни мне не было так плохо. — А как насчет меня? Почему ты меня не спросила?
Мама вздохнула.
— Я не могла заставлять тебя делать такой выбор, Пейдж. Это была совершенно безвыходная ситуация.
— Мне это отлично знакомо, — с горечью парировала я.
Внезапно на меня навалилась такая усталость, что негодование покинуло мое тело. Мне хотелось уснуть и не просыпаться несколько месяцев, а может быть, и лет.
— Есть вещи, о которых невозможно рассказать отцу, — еле слышно выговорила я, садясь на постель.
Мой голос звучал бесстрастно и где-то даже по-деловому. Я подняла глаза и увидела, как передо мной промелькнула серебристая тень. Это моя душа покинула то укромное место, где пряталась много лет.
— Когда мне было восемнадцать лет, я сделала аборт, — безжизненно произнесла я. — Тебя рядом не было.
Мама протянула ко мне руки, и я увидела, что она побледнела.
— Пейдж! — прошептала она. — Ты должна была приехать ко мне.
— Ты должна была быть рядом, — пробормотала я.
Хотя на самом деле какое это могло иметь значение? Мама рассказала бы мне о том, что у меня есть выбор. Она могла бы прошептать что-нибудь о том, как сладко пахнет младенец, или напомнить о связи, устанавливающейся между матерью и дочерью, как, например, тогда, когда мы вместе лежали на узком кухонном столе, завернувшись в свое будущее, как в вязаную шаль ручной работы. Мама могла сказать мне то, что тогда я слышать не захотела бы. Я и сейчас была не готова это выслушать.
«По крайней мере, мой ребенок меня не знал, — подумала я. — По крайней мере, я не обрекла ее на страдания».
Мама вздернула подбородок.
— Взгляни на меня, Пейдж, — сказала она. — Возврата нет. Возврата никогдане бывает. — Она положила руки мне на плечи и сжала их, как тисками. — Ты такая же, как я, — заключила она.
В самом деле? Последние три месяца я потратила на бесконечные сравнения таких очевидных вещей, как глаза и волосы, а также других, более тонких характеристик. Например, склонности сбегать и прятаться. Но существовали черты, которые я не хотела с ней делить. Я отреклась от такого подарка судьбы, как ребенок, только из опасения, что безответственность матери передалась мне по наследству. Я оставила свою семью и обвинила в этом судьбу. Я годами убеждала себя в том, что, если бы я смогла найти свою мать, если бы мне удалось хоть глазком увидеть, чегоя была лишена, я сразу получила бы ответы на все свои вопросы.