Заброшенный сад Персефоны
Шрифт:
– И никогда не забывайте про свое основное оружие, – говаривал он. – Кто подскажет, про что я говорю?
– Про голову.
– Правильно. Она – главный инструмент охотника, всегда расположенный, как правило, между ушами. И если его не забыли взять, все остальное приложится.
Конечно, за годы учебы напоминание набило оскомину, но лишним не было. Мальчишки нет-нет да и забывали одну или другую важную в походе вещь, а случалось – прихватывали ненужное. Наставник не стоял над душой – он, казалось, и вовсе не следил за сборами – и все же ухитрялся как-то узнать, что из необходимого тот или иной воспитанник забыл. Голова безошибочно распределял
– Чтобы не загноились, – пояснил наставник.
Слезы текли из глаз Акони, но ни единый звук не сорвался с его уст. Крик или стон – непозволительная роскошь для охотника. Голова кивнул, удовлетворенный таким поведением, достал флягу и смыл с ладоней мальчика соль. Затем присел на корточки и глядя в лицо ученику тихо сказал:
– Если бы ты сперва воспользовался главным приспособлением, то не пришлось бы терпеть боль. А теперь попробуем еще раз.
Акони до крови закусил губу, чтобы не разреветься и подошел к дереву. Руки заныли, едва он увидел чешуйки. Мальчик подумал, затем снял рубаху, смотал ее в жгут и обвил вокруг ствола. Не слишком хорошая замена ремню, но так куда лучше, чем обдираться о ствол. Впрочем, этот способ тоже не был идеальным. Поэтому ночью, когда другие спали, Акони штопал прорехи на своей одежде.
Впрочем, нельзя было набирать и больше необходимого. Таким предусмотрительным Грег устраивал долгую пробежку в хорошем темпе. И чем тяжелее был мешок, тем дольше длился бег. На каждом круге наставник повторял кандидату:
– Берите только то, что необходимо. Если не ошибетесь в выборе – из того, что у вас есть, всегда сможете сделать что понадобилось.
Наука шла впрок. Насмотревшись на муки своих однокашников, Акони быстро научился из груды нужных вещей выбирать самое необходимое.
Учил Голова жестко, даже жестоко. Кровь, слезы, боль, страх, знания – все работало на то, чтобы ученик научился не только выживать, но и думать. Не многие добрались до конца учебы. И совсем единицы сразу получили к профессии охотника еще и звание хранителя. Акони помнил тех, кто не выдюжил. Ломались, бывало, и самые крепкие. Уходили, нанимались на фермы, шли осваивать ремесло к работникам. А двое из группы так и вовсе ушли за Дверь.
Тогда изучали ориентирование и работу в паре. Эти ребята ошиблись с направлением и оказались в «детской» стада. Только один из несчастных успел громко всхлипнуть, прежде чем кошка-мать рассекла ему когтем горло. Ученики неотрывно наблюдали за гибелью своих товарищей и… не пытались их спасти. Трусость тут была ни при чем. Каждый не задумываясь отдал бы жизнь за собрата, будь хоть малейший шанс на спасение товарища, но «будущие хранители Равновесия должны уметь выбирать», как учил Грег. Впрочем, ученики не раз наблюдали за охотой и понимали, что против всего стада даже семерым опытным вооруженным охотникам не выстоять. Понимали это, естественно, разумом, но не сердцем.
– Хорошо, – спокойно произнес Грег, безучастно наблюдая за происходящим.
Акони и остальные тогда сочли Голову бездушным мерзавцем. Их переполняла ненависть
Учеба не прошла даром. Даже спустя бесчисленные сезоны из шести подготовленных Грегом охотников в живых оставалось целых пять. Это означало, что они хранили Равновесие достойно и умело противостояли опасностям Мира.
Хранитель поверх вещей бережно уложил свиток, завязал мешок и снял со стены свернутое в кольцо копье. Теперь все, пора идти.
Покидать дом оказалось на удивление легко. Впрочем, это как раз понятно. В прошлый раз его возвращения ждала Лара, а теперь – только несколько пустых безделушек.
– Ты вернешься? – спросила она тогда.
– Обязательно! Даже если Тьма укутает Верхний виток – я вернусь к тебе, – поклялся он.
И сдержал бы слово, но сама Лара ушла раньше. И теперь придется идти к ней, чтобы исполнить клятву.
Провожали охотника только жрецы. Подначиваемые главным, они пришли все, но топтались поодаль. Ни один из них не сделал и шага к охотнику. Видимо, не жаждали уйти раньше времени за Дверь, вступая в честный бой. Тогда возможно готовились ударить в спину всем скопом.
Акони окинул взглядом толпу жрецов и решил, что вряд ли. Им не за чем нападать. Вероятнее всего, они пришли убедиться, что хранитель и вправду уходит. Вот по возвращении, если таковое случится, стоит быть настороже. В Мире давно назрели перемены, и в планах священнослужителей явно не оставалось места для носителей иных идей.
По мере спуска по Витку свет Больших люмов потускнел, а тропа под ногами стала влажной. В этих краях мелкий дождь моросил куда чаще, чем под люмами. Впрочем, пропитанный крысиным жиром плащ отлично защищал от влаги.
Вскоре показались два столба с укрепленными на верхушках черепами ушедших хранителей – граница жилого круга витка. Справа стояла закутанная в мокрую черную накидку Юлия – вдова Андрея. Строго говоря, не совсем вдова – жрецы не скрепляют союзы ханителей, – но подруг охотников все равно считали женами.
Голубоглазая Юлия всегда стояла здесь. Будто страж границы, она провожала каждого охотника. Ей почему-то казалось, что идущие к Тьме могли открыть Дверь и привести Андрея обратно. Совсем ведь еще молоденькая девушка, толком и не пожившая с мужем. Говорят, теперь она подолгу беседует с его призраком, видимым только ей.
Что интересно, никто не знал, когда Юлия спала или ела. Из-за пронзительного цвета глаз ее не брали на работу, жрецы гнали из храма, оказывая даже в ритуале жертвы, и только уходящие охотники оставляли девушке еду. Возможно, потому она и была еще жива.
Акони, проходя мимо Юлии привычно кивнул, постаравшись не встретиться с ней взглядом. Голубой цвет – цвет проклятия, и не стоит видеть его перед уходом. Охотник положил к ее ногам заранее приготовленный сверток с вяленым мясом и куском лепешки. Обычно она кивала в ответ, но тут неожиданно остановила его.
– Возвращайся. Но не приводи демона, – попросила она.
– Что? – Акони в изумлении остановился и резко обернулся. – Что ты сказала?
Однако вдова промолчала. Она лишь кивнула, словно вовсе ничего и не было сказано. Охотник даже не мог предположить, откуда Юлия узнала об истиной цели похода. Ведь ни единой душе не сказано об этом ни слова.