Забвение

Фитцпатрик Бекка

Скотт сделал вид, что его обижает мое недоверие.

– Ты мне не веришь. Прошлой ночью я провел добрых два часа в холодном океане, ныряя за рыбой, и даже не замерз. Я могу задерживать дыхание под водой на восемь-девять минут. Бывает, что я перебарщиваю с этим и теряю сознание, но когда прихожу в себя, вижу, что я снова на поверхности и все системы жизнедеятельности у меня работают как положено.

Я открыла рот, но не сразу смогла сформулировать мысль:

– Но… это бессмыслица какая-то.

– В этом есть смысл, если я бессмертен.

Прежде чем я успела его остановить,

он вытащил из кармана швейцарский армейский нож и вонзил его себе в ногу. Я сдавленно крикнула и подскочила к нему, не зная толком, надо ли вытаскивать нож или, наоборот, надо как следует зафиксировать его в ране, чтобы остановить кровь. Пока я решала этот вопрос, Скотт выдернул нож из раны. Он ругнулся от боли, а джинсы набухли кровью.

– Скотт! – завопила я.

– Посмотришь завтра, – сказал он успокаивающе. – И убедишься сама: всё будет выглядеть так, как будто ничего не было.

– Да что ты! – Я была все еще на взводе.

Он что, совсем сбрендил? Какого черта он делает эти глупости?

– Я не первый раз такое делаю. Я пытался сжечь себя как-то раз. Кожа у меня тогда так обгорела, что вся слезла. А через пару дней я уже был как новенький.

Я смотрела и не верила своим глазам: кровь у него на джинсах уже подсохла… рана перестала кровоточить! Она заживала. На глазах. В течение нескольких секунд вместо положенных недель. Если бы я не видела это собственными глазами, я бы никогда и ни за что не поверила в такое.

Я вдруг вспомнила Гейба. Отчетливее, чем мне бы хотелось, в памяти всплыл образ Гейба с торчащим в спине железным прутом. Джев тогда сказал, что это не убьет Гейба… А Скотт сейчас пообещал, что от глубокой раны к завтрашнему дню останется максимум царапина.

– Ладно, хорошо, – шепнула я, хотя назвать мое состояние «хорошим «можно было с большой натяжкой.

– Уверена, что я тебя убедил? Я могу в любой момент броситься под машину, если тебе нужны более веские доказательства.

– Думаю, уверена! – поспешно ответила я, стараясь скрыть свое потрясение.

Я заставила себя выйти из состояния ступора. Нужно просто отдаться течению и плыть по нему, пока есть такая возможность.

«Решай проблемы по мере их поступления, – сказала я себе. – Скотт бессмертен. Ладно. И что дальше?»

– А нам известно, кто такой этот Черная Рука? – спросила я, неожиданно почувствовав острое желание получить всю информацию, которой обладал Скотт.

Что он еще знает? Сколько еще моих представлений о мире он может запросто перевернуть? И самое главное: способен ли он помочь мне вернуть память?

– В последний раз, когда мы с тобой разговаривали, мы оба хотели это выяснить. Я провел лето, следуя за ним по пятам, а это, скажу я тебе, было совсем непросто, потому что я ведь в бегах, без гроша в кармане и работаю в одиночку, а Черную Руку никак нельзя назвать неосторожным. Но мне удалось сузить круг поисков до одного человека. – Я не отрываясь смотрела прямо ему в глаза. – Ты готова услышать это имя? Черная Рука – это Хэнк Миллар.

– Хэнк… что?!

Мы сидели на бревнах в пещере, спрятанной в скале, ее не видно было ни с пляжа, находившегося в полукилометре,

ни с дороги. Полутемная пещера с низким потолком защищала нас от ветра и, по словам Скотта, от любых потенциальных шпионов Черной Руки. Пока мы не пришли сюда, он отказывался произнести даже слово.

Скотт чиркнул спичкой о подошву ботинка и зажег огонь в небольшом каменном углублении в центре пещеры. Стало немного светлее, и я смогла наконец осмотреть место, где мы находились. У дальней стены пещеры валялись рюкзак и спальный мешок. На камне, который служил, по всей видимости, полочкой, лежали бритва, баллончик крема для бритья и дезодорант, а к самому камню было прислонено треснувшее зеркало. Ближе ко входу в пещеру стоял большой ящик, на нем – несколько тарелок, приборы и сковородка. А рядом с ящиком находились удочка и силки. Эта пещера и восхитила, и расстроила меня. Да, Скотт точно не был беспомощным, он вполне способен выжить за счет собственных знаний, умений и силы духа. Но что это за жизнь, если он вынужден постоянно прятаться и убегать?

– Я наблюдал за Хэнком несколько месяцев, – сказал Скотт. – Это не голословное утверждение.

– И ты уверен, что Хэнк и есть Черная Рука? Не обижайся, но он совсем не похож на подпольного милитариста или на…

Или на бессмертного.

Эта мысль казалась мне просто нелепицей. Абсурд.

– Он владелец самого крутого автосалона в городе, член яхт-клуба, он в одиночку спонсирует команду поддержки. Какое ему дело до того, что происходит в мире нефилимов? У него и так есть все, что он хочет.

– Потому что он тоже нефилим, – объяснил Скотт. – И у него есть далеко не все, чего он хочет. Когда наступает еврейский месяц Хешван, всем нефилимам, которые принесли клятву верности, приходится отказываться от своего тела на две недели. У них нет выбора. Нефилим отказывается от тела – и им завладевает кое-кто другой: падший ангел. Риксон был тем падшим ангелом, который овладевал телом Черной Руки. Я поэтому и узнал, что он теперь в аду. А Черная Рука теперь свободен, но он ничего не забыл. И он не собирается никому ничего прощать. Вот для чего ему нужна армия. Он хочет попытаться свергнуть падших ангелов.

– И назад. Кто такие падшие ангелы?

Это что – банда? Вот на что все это было похоже – на бандитские разборки! Мои сомнения росли. Хэнк Миллар был в Колдуотере последним, кто опустился бы до общения с бандитами.

– И что ты имеешь в виду, когда говоришь – «овладевают телом»?

Губы Скотта снова искривились в насмешливой ухмылке, но надо отдать должное его терпению – он ответил спокойно:

– Определение «падшего ангела»: это изгнанник небес и самый ужасный кошмар нефилима. Они заставляют нас приносить клятву верности, а потом завладевают нашими телами на Хешван. Они, как паразиты. Они сами не могут ничего ощущать в своих телах, поэтому захватывают наши. Да, Грей, да. – От него, видимо, не укрылось отвращение на моем лице. – Я именно это имею в виду: они входят в нас в буквальном смысле этого слова и пользуются нашими телами как своими собственными. Нефилим все это время находится в сознании и тоже в своем теле, но он не может его контролировать.