Забвение
Шрифт:
– Вы когда-нибудь любили ее?
Он удивленно моргнул:
– Твою маму? Конечно, любил. Когда-то я очень ее любил. Но мир изменился. И мои взгляды на мир изменились. Мне пришлось пожертвовать своей любовью по имя интересов своего народа.
– Вы собираетесь убить ее? Если я не принесу клятву, так вы поступите?
– В моей жизни мне пришлось принять немало трудных решений. И вряд ли сегодняшняя ночь станет исключением, – ответил Хэнк. И его ответ не оставил у меня ни малейших сомнений.
– Позвольте мне
Хэнк показал на ряд окон в одной из стен помещения. Я медленно встала, страшась того, что могу увидеть. Взглянув в окно, я поняла, что мы находимся в некоем подобии офиса, который возвышается над складом. Там, внизу, моя мама свернулась калачиком на койке, под охраной трех нефилимов, и как будто спала. Я подумала, пробуждается ли ее сознание, ее память во сне, как у меня, видит ли она, каким чудовищем на самом деле является Хэнк. Я задумалась, каким она видела его, когда он исчезал из ее жизни, когда он не мог управлять и манипулировать ею.
Ответ на эти вопросы придал мне мужества и решимости, и я смогла повернуться и взглянуть Хэнку прямо в лицо.
– Вы притворялись, что любите ее, чтобы поближе подобраться ко мне? Вся эта ложь ради одного вот этого момента?
– Ты замерзла, – сказал Хэнк мягко. – Устала. Ты хочешь есть. Принеси клятву, и покончим с этим.
– Если я принесу клятву, на тот случай если вы останетесь в живых, а я полагаю, так и будет, я тоже хочу, чтобы вы кое в чем поклялись мне. Я хочу, чтобы вы поклялись, что покинете город и навсегда исчезнете из жизни моей мамы.
– Договорились.
– И еще я хочу позвонить Патчу.
Он хмыкнул:
– Нет. Хотя я вижу, ты наконец перестала отпираться насчет него. Ты вполне сможешь сообщить ему эти новости потом, после того как принесешь клятву.
Неудивительно. Но попытаться стоило.
Я вложила в свои слова все презрение, которое испытывала к Хэнку.
– Я поклянусь, но не ради вас, – я еще раз взглянула в окно. – Я сделаю это только ради нее.
Хэнк вложил мне в руки карманный нож и проинструктировал:
– Разрежь себе ладонь. Поклянись на своей крови, что станешь чистокровным нефилимом и будешь управлять моей армией после моей смерти. Если же ты нарушишь клятву, то будешь жестоко наказана. Ты умрешь. И твоя мама тоже умрет.
Я подняла на него глаза:
– Мы так не договаривались!
– Условия сделки таковы. И потеряют силу через пять секунд. А следующий договор будет включать еще и смерть твоей подруги Ви.
Я уставилась на него с яростью и недоверием, но что я могла сделать? Он поймал меня.
– Вы первый.
Если бы его лицо не было столь напряженным, он, пожалуй, даже выглядел бы радостным. Надрезав кожу, он произнес:
– Если я доживу до следующего месяца, клянусь покинуть Колдуотер и никогда больше не искать встречи с тобой или твоей матерью. Если я нарушу эту клятву, пусть тело мое
Взяв нож, я воткнула лезвие в ладонь и стряхнула несколько капель, вспомнив, что так делал Патч в своем воспоминании. Про себя я взмолилась, чтобы он простил мне то, что я сейчас делала. В конце концов, ведь наша любовь была выше расовой и кровной принадлежности! Я остановила поток мыслей, испугавшись, что не смогу пройти через это, если продолжу думать о Патче. Сердце у меня разрывалось на части, когда я сделала шаг назад, куда-то в пустоту, и равнодушно посмотрела на свою окровавленную руку.
– Клянусь здесь и сейчас, на этой новой крови, которая бежит по моим венам, что я больше не человек, а чистокровный нефилим. И если ты умрешь, я встану во главе твоей армии. Если же я нарушу эту клятву, то умру, и мама моя умрет, мы обе умрем.
Слова казались излишне простыми по сравнению с теми последствиями, которые сулило ее неисполнение, и я повернулась к Хэнку:
– Я все правильно сделала? Это я должна была сказать?
Он коротко кивнул, подтверждая, что все правильно.
Моя человеческая жизнь закончилась.
Я не помнила, как ушла от Хэнка, как уходила с его склада с мамой под руку, которая так сильно была накачана снотворным, что едва могла идти. И как я выскочила из этой малюсенькой комнаты на темную улицу, у меня осталось лишь очень размытое воспоминание. Маму била крупная дрожь, она бормотала что-то невнятное. Я не сразу заметила, что и сама очень замерзла. Воздух был морозный, дыхание вырывалось у меня изо рта и превращалось в серебристо-белое облачко. Нужно было как можно скорее найти теплое место, иначе мама могла обморозиться.
Я не знала, как теперь обстоят дела со мной. Я вообще теперь ничего не знала. Могу ли я замерзнуть насмерть? Могу ли умереть? Что именно изменилось во мне из-за клятвы? Все?
На улице стояла чья-то машина, к ее лобовому стеклу была прилеплена бумажка, гласящая, что полиция ее собирается эвакуировать. Мне повезло впервые за эту ночь: когда я без особой надежды взялась за ручку передней дверцы автомобиля, оказалось, что она не заперта. Я бережно уложила маму на заднем сиденье и занялась проводками под рулевой панелью. После нескольких неудачных попыток мне удалось оживить двигатель, и он заурчал.
– Не волнуйся, – шептала я маме. – Мы едем домой. Все закончилось. Все закончилось.
Я говорила эти слова не столько маме, сколько самой себе. И верила в них. Потому что мне надо было в них верить. Я не могла думать о том, что сделала. Не могла думать о том, каким медленным и мучительным может оказаться мое превращение, когда оно наконец начнется. Если, конечно, ему все же суждено произойти. Я не хотела думать, с какими еще сложностями мне придется столкнуться.