Забыть Герострата!
Шрифт:
Танцор. Сам горю со временем. У меня парк Горького и «Компрессор».
Певица. «Со-оловей-а-а!..»
Танцор. Лапота-бодайба. (Бьет дробь.)
Певица (в отчаянии). Нет. Так работать немыслимо… (Танцору.) Иван, ты можешь хотя бы не петь?
Танцор. А как я репетировать буду? Мне ритм нужен. У меня — новый танец.
Аккомпаниатор. Какой новый? Все та же цыганочка…
Танцор. Много ты понимаешь. Та была «румынский танец», а это «венгерский»… Две большие разницы.
Певица. Ты бы лучше парик надел, Ваня! А то какой-то белобрысый цыган… Даже неудобно.
Танцор. У меня, Олечка, зритель за ногами следит, а не за головой… Лапота-бодай-ба. (Танцует.)
Телефонный
Певица. Алло? Минск? (Танцору.) Затихни, Ваня! Междугородная. (В трубку.) Кого?.. Его сейчас нет, он на сцене…
Быстро входит Конферансье.
Конферансье. Братцы, ну когда будет порядок за кулисами? Там все слышно.
Певица (в трубку). Алло! Простите… Вот он пришел… (Конферансье.) Николай Сергеевич, вас Минск.
Конферансье. От черт! Достали… Скажи, что меня нет…
Певица (зажимает трубку рукой). Я врать не умею…
Конферансье. Учись, Олечка, учись. Пригодится…
Певица (в трубку, несколько растерянно). Алло! Вы слушаете. Я ошиблась. Он на сцене… Что? (Зажимает трубку.) Они говорят, будем ждать…
Конферансье (подсказывает). Уехал он.
Певица (в трубку). Алло… Говорят, он уехал… Что? (Зажимает трубку.) Они говорят — все равно будем ждать…
Конферансье. О господи!! (Берет трубку, переходит на крайне доброжелательный тон.) Алло! Буркини… Здрасте, дорогой директор! Да, мне говорили… Но не могу! Никак не могу! Дорогой мой, у меня отпуск с двадцать третьего… Я говорю — с двадцать третьего июня путевка у меня… Ну, что значит — юмор нужен?! Юмор тоже отдыхать должен. И потом, у вас Лютиков выступает, чего вам еще?! Почему не выступает? Какой фельетон? Алло! (Кладет трубку.) От черт, разъединили…
Аккомпаниатор. Вы не читали сегодняшнюю «Вечерку»?
Конферансье. Нет, а что?
Танцор. Лютикова раздолбали!..
Конферансье. Володю? За что?
Танцор. За репертуар. Называется «Кривая усмешка на эстраде». Лапа-та-па-та!!! (Танцует.)
Конферансье. Чего ты радуешься-то?
Танцор. Я не радуюсь. Я репетирую…
Конферансье (ворчит). Покрасился бы, Ваня! А то какой-то белобрысый цыган… Черт знает что!
Распахивается дверь, быстро входит Фокусник с двумя огромными чемоданами.
Фокусник. Все здравствуйте! Все здравствуйте! Горю со временем, товарищи! (Певице.) Олечка, привет! (Целует певице руку, ловким движением вынимает откуда-то цветы.) Прошу!
Певица. Не разбрасывай реквизит, Витя. Все равно пойдешь на сцену после нас.
Фокусник. Солнышко, у меня еще концерт на ВСХВ. Пять тысяч колхозников.
Аккомпаниатор. У нас в ЦДКЖ. Рабочий класс имеет преимущество.
Фокусник. Товарищи, вы меня режете… У меня же реквизит заряжен. (Открывает один чемодан, достает большую клетку с голубями.) Это же уэльсские турманы… Очень нервная порода! Они перевозбудятся и сорвут номер! (Конферансье.) Николай Сергеевич, ну скажите вы…
Конферансье. Не канючь! На леваках твои турманы сидят по три часа и не шелохнутся…
Фокусник. Жестокие люди! (Дает корм голубям.) Мэри… Джек… Гуль-гуль-гуль…
Конферансье. У тебя «Вечерки» нет?
Фокусник. Нет.
Конферансье. А достать не можешь?
Фокусник. Откуда?
Конферансье. Не знаю… Ты — фокусник… (Медленно набирает телефон.) Алло! Зина? Это — Николай… Нет, я еще не читал, ну все равно, это ж всего лишь «Вечерка»…
Распахивается дверь, входит группа вооруженных людей. Два солдата и матрос. Это — артист драмтеатра Поливанов.
Поливанов. Пламенный привет! Кто у вас ведущий?
Конферансье. Я.
Поливанов. Значит, так, голуба моя: отрывок из спектакля «Любовь Яровая». Первый конвоир — артист Симаев, второй — артист Бусаев. В роли матроса Шванди — заслуженный артист республики Денис Поливанов. Вы записываете?
Танцор. Граждане, сейчас иду я.
Поливанов. Голуба моя, вы же видите — мы прямо со спектакля. Нам через полчаса обратно… Там же сюжет, голуба моя.
Конферансье. Денис Андреевич, вас просили быть полвосьмого. А сейчас начало девятого…
Поливанов. Но что ж я мог сделать? Они затянули первый акт. Это же театр.
Конферансье. Но концерт, извините, тоже — не туалет, куда можно забежать на секунду в любое время.
Поливанов (грозно). Вы, товарищ конферансье, эту шуточку лучше для сцены приберегите. А сейчас скажите определенно: выпускаете нас или нет?
Конферансье. Сейчас пойдет танцевальный номер… Потом вокал.
Фокусник. Потом я… Голуби ждать не могут!..
Поливанов. Какие еще голуби?.. Все ясно. Счастливо оставаться! (Солдатам.) Кругом! (Направляется к выходу.)
Из зала доносятся аплодисменты.
Конферансье. Подождите!
Поливанов и солдаты останавливаются.
Зритель ни в чем не виноват. Он должен получить афишу сполна!.. (Артистам эстрады.) Извините, братцы… (Поливанову.) А вам, голуба моя, считаю долгом сказать, что вы мне глубоко-глубоко несимпатичны! Вот так!!! (Бросив гневный взгляд на Поливанова, быстро проходит на эстраду. С улыбкой смотрит в зал.) «Любите ли вы театр?» — спрашивает Белинский, и вот сотню лет мы отвечаем: да, любим!!! Потому что театр — это всегда высокий накал переживаний и страстей… И приход жрецов этого храма искусства к нам на эстраду — большой праздник для всех нас. Поэтому с огромным удовольствием я сейчас уступаю сцену…
Конферансье сделал широкий жест, приглашая артистов. Повинуясь этому жесту, Поливанов моментально «вошел в образ» Шванди, запел: «Черный ворон! Что ты вьешься над моею головой?»… И, понукаемый «конвоирами», двинулся к эстраде.
Свет на эстраде гаснет.
Теперь высвечивается правая сторона сцены.
Здесь, у подъезда концертного зала, стоит Вера с газетным свертком в руках. Из подъезда выходит Конферансье, оглядывается.