Забытая Беларусь
Шрифт:
А сейчас бегут и с перспективных колхозов и совхозов. Хотя, получив недавно районную газету «Пастаускі край», я был удивлен, что в газете нет ни одного слова «колхоз» и «совхоз». Неужели, думаю, распустили колхозы? Да нет! Там сейчас вместо колхозов и совхозов есть «хозяйства», только с разными индексами: СВК, СП, ААТ, АБП. Названия меняют, как цыган коней. Но становится ли от этого жизнь лучше — как селянам, так и горожанам? В цивилизованных странах есть и сёла, и хутора, где живут и работают настоящие хозяева земли — фермеры. А почему же не могли бы быть такими фермерами мои земляки, если бы им вернули своевременно
Исчезают сёла, исчезают люди, исчезает вместе с ними беларуская мова, исчезает тот уклад жизни, который становился столетиями, самобытная культура, гибнет наша нация. Кто же остановит это?»
Уничтожение села
До 1950 года (то есть до начала коллективизации) в Западной Беларуси селяне составляли 80 % населения, сейчас — около 20 %. Перестали существовать 75 % сел и хуторов — три четверти! Удивляет, что в стране знают о 630 погибших в войну селах, а вот о тысячах исчезнувших в послевоенное время — полное молчание.
Возникает вопрос: зачем понадобилось уничтожать село, если в 1949 году частное сельское хозяйство Западной Беларуси исправно выполняло огромные госзаказы?
Раскулачивание (борьба с фермерством) и коллективизация не имели никакого экономического смысла, хотя нам и сегодня некоторые деятели продолжают вещать, что, дескать, только крупные хозяйства могут быть эффективными. Какое отношение имел вопрос эффективности крупных хозяйств к ликвидации частной собственности крестьянина на свою землю? Это совершенно разные сферы. Можно было создавать крупные хозяйства, но в то же время часть земли оставить в собственности крестьян (в том числе фермеров, которых в СССР называли «кулаками»). С экономической точки зрения — это самый лучший вариант.
Все дело в том, что советские власти руководствовались не экономическими, а политическими соображениями. Ведь крестьянин со своей собственной землей — политически независим от власти. К тому же крестьянская аграрная партия, выражающая интересы таких частных собственников и представленная в парламенте, стала бы главной политической силой в стране, где 80 % населения составляли крестьяне. Власти не могли бы управлять волей крестьян, например, указывать им, за кого следует голосовать на выборах — под угрозой лишения семян или конфискации домашней скотины за якобы невыполненный госзаказ.
Одним словом, целью советской власти была (и остается по сей день в странах СНГ) ликвидация крестьянства как класса, превращение его в совсем другой класс — наёмных сельских рабочих. Но коль у крестьянина уже нет земли в своей собственности, то его ничто больше не держит в родном селе. Он как РАБОЧИЙ (пусть сельский) теперь волен сам выбирать себе место работы, а оно всегда лучше в райцентре или городе. Сталин это понимал, поэтому отобрал у крестьян паспорта, ввел, по сути дела, советское крепостное право. Драконовскими мерами ему удавалось сдерживать развал села. Но после того как недалекий Хрущев в 1956 году вернул паспорта селянам (не вернув землю), началось чудовищное по масштабам бегство их в райцентры и города.
Взглянем, например, на темпы роста Минска. В 1811 году в Минске было 11,2 тысяч жителей, в 1860 - 27 тысячи,
В январе 1941 года минчан было 270,4 тысяч человек: в январе 1950 - 273,4 тысячи; в 1959 году — 509 тысяч, а в 1980 — уже 1 миллион 309 тысяч. Как видим, увеличение числа жителей столицы на 800 тысяч произошло всего за 20 лет, по 40 тысяч в год! Увеличение более чем в 2,5 раза — такого наша история никогда не знала!
То же самое происходило и в других городах Беларуси. Для примера возьмем областные центры.
Гродно: в 1959 году - 73 тыс. жителей,
в 1980 - 211 тыс. (рост в 2,9 раза).
Брест: в 1959 году - 74 тыс. жителей,
в 1980 - 208 тыс. (рост в 2,8 раза).
Гомель: в 1959 году - 168 тыс. жителей,
в 1980 - 383 тыс. (рост в 2,3 раза).
Могилёв: в 1959 году — 122 тыс.,
в 1980 - 264 тыс. (рост в 2,2 раза).
Витебск: в 1959 - 162 тыс.,
в 1980 - 328 тыс. (рост в 2 раза).
Столь гигантская миграция селян в города (по историческим меркам она произошла мгновенно) — явление катастрофическое. С одной стороны, оно резко замедлило превращение беларуского этноса в нацию, которое происходит именно в городах. С другой стороны, лишило эту формирующуюся нацию своих этнических основ, хранителем которых всегда является крестьянство.
Последствия катастрофы
Главным выразителем национального сознания литвинов (беларусов) во времена Великого княжества Литовского и Речи Посполитой была шляхта. В конце XIX века к ней присоединились так называемые «разночинцы» (образованные выходцы из различных социальных групп), сформировавшие затем интеллектуальную среду, именуемую по-советски «интеллигенцией». Но в 1930-е годы эту национально-демократическую интеллигенцию объявили «враждебной» советскому обществу и почти полностью уничтожили [47] .
47
«Преступление» беларуской интеллигенции заключалось в том, что она, во-первых, была настроена национально, а не интернационально; во-вторых, желала многопартийной демократии вместо диктатуры одной партии и одного человека — Прим. ред.
В отличие от шляхты и интеллигенции, крестьянство всегда демонстрировало огромные проблемы в сфере национального самосознания. Например, в Западной Беларуси, когда польские власти в 1920-е и 1930-е годы проводили переписи населения, большинство крестьян в ответ на вопрос о национальности называло себя «тутэйшымі» («здешними»), и их записывали «поляками».
Так называемая «толерантность» беларусов — это на самом деле следствие разобщенности, связанной с традициями хуторской жизни. Беларусы вообще малообщительный парод, не склонны к случайным знакомствам, к объединениям в общества по интересам — и, как итог, вообще к политической активности.