Забытая тетрадь
Шрифт:
К сожалению, к этому моменту, от моих сбережений – того, что мне выплатила киностудия, а также аванса – почти ничего не осталось. Практически всё было пропито, проедено, потрачено на дурь, дорогие развлечения и щедрые подарки хорошеньким танцовщицам и официанткам.
Отложив некоторую сумму «на чёрный день» и посчитав остаток, я с горечью осознал, что хочу того или нет, съезжать мне всё равно придётся. Моя уютная квартира с окнами во всю стену, как и в целом та жизнь, к которой я привык, были мне больше не по карману. Да что там, мне бы сейчас не хватило даже на крошечный «тараканник» на окраине столицы! Большой город диктует свои правила. Одно из них гласило: «Нет денег на столичное жильё – переезжай в пригород». Так я и сделал.
Однако по-настоящему я осознал, насколько плачевна ситуация, только переступив порог того дома, который смог снять на оставшиеся гроши. Когда я открыл дверь своего «нового»
В таком вот состоянии пребывал я в тот пасмурный сентябрьский вечер. Встав с узкой скрипучей кровати, застеленной видавшим виды покрывалом, и подошёл к кухонной раковине. С трудом открыв кран, я скривился: из него пошла ржавая вода с характерным для старых труб запахом. Я подождал, пока вода не станет хотя бы условно прозрачной, и ополоснул лицо. Над раковиной висело маленькое зеркало с отколотыми краями. Я глянул в него. Из него на меня смотрел худой человек с запавшими глазами. Я потрогал пальцами ввалившиеся, поросшие щетиной щёки, попытался пригладить выбившиеся вихры своих жёстких волос. Человек, на которого я смотрел, выглядел как типичный неудачник. «И это ведь не кто иной, как я», – подумалось мне. Несколько раз моргнув, чтобы отогнать мрачные мысли, я вернулся к кровати, засунул руку в принесённую с собой коробку и вытянул оттуда второго моего постоянного друга – бутылку хорошего бурбона. Отвинтил крышку, сделал большой глоток прямо из горлышка. По горлу вниз распространилось знакомое тепло. Я прилег на кровать и закрыл глаза.
Глава, в которой появляется призрак
…Я открыл глаза. Солнце светило сквозь тонкие занавески, которые я повесил на маленькое чердачное окно после того, как старательно оттёр слои пыли. За долгие годы она успела образовать на стекле сплошную твёрдую корку, и отскоблить её оказалось делом непростым.
Я сел в кровати, опустил ноги на пол, налил себе из стеклянного графина в стакан холодной воды и залпом осушил его. Потом погладил кожаную обложку старой тетради, лежавшей на столике рядом с графином – одно из писательских правил гласит: всегда держи поблизости клочок бумаги, чтобы быстро записать пришедшую в голову стоящую идею. Правило я соблюдал на автомате, а о том, что мою голову уже несколько месяцев не посещали никакие годные идеи, старался не думать. Я встал, потянулся, влез в домашние удобные штаны и перешёл в кухоньку. Там налил воды в старую кофеварку, которую нашёл на местном блошином рынке, засыпал в неё молотый кофе и нажал кнопку включения. Спустя пару минут вода в кофеварке заурчала и зашипела – этот звук в последнее время стал ассоциироваться у меня с утром и помогал проснуться не хуже самого напитка. Ещё через мгновение я перелил ароматную тёмную жидкость в эмалированную белую кружку, обнаруженную в завалах первого этажа, и кинул в неё дольку лимона. Уселся за столик, накрытый клетчатой скатёркой, и уставился в окно, пытаясь осмыслить события последних дней.
С момента, как я поселился на древнем чердаке, прошёл уже месяц. За это время успел попривыкнуть к обстановке, даже обжился. Постарался привести своё новое жилище в более менее приличный вид. Вопреки моим ожиданиям, чувствовал я себя в кардинально изменившихся условиях совсем не плохо. Много гулял, познакомился с некоторыми местными, стал питаться свежими овощами, которые покупал на маленьком рынке в получасе ходьбы от дома. Рынок работал в утренние часы и только три дня в неделю, но кроме себя мне кормить было некого, так что проблем с запасами не возникало. Стоило всё не в пример дешевле, чем в магазинах центра. Я посчитал на досуге, что, если буду покупать только самое необходимое, продержаться смогу не меньше года. Правда, о том, как перезимую на своём продуваемом сквозняками чердаке, подумать толком не успел.
За домом обнаружился запущенный, но в целом неплохой сад. Яблони и сливы в нём одичали, но плоды на них висели вполне съедобные, хотя их и было мало. От нечего делать, я даже научился печь простые пироги с фруктовой начинкой. Днями обычно читал дома или на пляже, шатался по окрестностям, копался в любопытном хламе на первом этаже. Несколько раз обедал в симпатичном местном кафе, которое держала приветливая и смешливая толстушка. Вечерами, если становилось не по себе от одиночества и хотелось побыть среди людей, я брал велосипед и отправлялся в паб неподалёку. Местные рыбаки и другие трудяги, которых я угощал пивом, были достаточно доброжелательными и охотно делились со мной городскими легендами и сплетнями. Как правило, в историях этих было мало полезного: обычные страшилки из числа тех, какие дети рассказывают друг другу, сидя у костра.
Но
Лет пятнадцать тому назад дом радовал взгляд случайных прохожих выбеленным фасадом, яркими занавесками на больших окнах и ухоженным садиком. Хозяева – семья из четырёх человек – отличались приветливостью, свойственной людям, довольным жизнью и живущим в достатке. Жена вела хозяйство, муж содержал лодочную мастерскую на пристани в сорока минутах езды на машине от дома. Из любопытства я съездил туда, однако сейчас пристань представляла собой печальное зрелище – времена, когда ей пользовались «по делу», безвозвратно ушли. Дети, мальчик и девочка, учились в местной школе.
Но время шло, и потихоньку к хозяйству подобралась та же участь, что постигла множество окрестных домов. Из восточных пригородов уходила жизнь. Она перемещалась в центр и на западные окраины – в ту сторону, куда город решил расширяться. Один за другим мелкие предприниматели начали разоряться. Пристанью перестали пользоваться для торговли, рыбаки тоже уходили в места, где могли более выгодно сбыть улов. Постепенно мастерская по ремонту лодок пришла в упадок. К тому моменту, когда семья осознала, что становится банкротом, старшему сыну пришла пора поступать в колледж. Его отъезд тоже нанёс хозяйству ущерб, однако о том, чтобы парню не учиться, и речи не шло – глава семьи относился к образованию очень серьёзно. Наконец, на семейном совете из трёх человек было принято решение перебраться на время в город, к замужней сестре хозяйки дома: там ее муж попытается найти новую работу, ведь в конце концов содержание собственной мастерской тоже какой-никакой опыт, а дом тем временем они выставят на продажу или хотя бы сдадут в аренду желающим на лето.
К сожалению, желающих купить маленький дом на приходящей во всё больший упадок восточной окраине города не нашлось. В аренду же семья не могла предоставить все помещения – выяснилось, что в закрытой мастерской осталось множество запчастей для лодок, которыми хозяин приторговывал. Да и собственную лодку ему жаль было оставлять на заброшенной пристани – он предпочел разобрать ее, корпус и мачту втащил в сарай, а всё остальное запер в доме до лучших времен. Поскольку семья ехала в чужое жилье, уезжали налегке – множество оставшихся вещей вместе с деталями от лодок и инструментами и образовали весь тот хлам, который заполнил первый этаж. Таким образом, для сдачи в аренду остался только чердак – те самые три комнатки, одна из которых была переоборудована в кухоньку, и знавшая лучшие времена ванная.
Однако я оказался не первым «польстившимся» на этот сдаваемый задёшево чердак в доме, находящемся практически в черте города. Полвека назад, когда дом принадлежал другой семье, по иронии судьбы тоже сдававшей верхние помещения, здесь жил молодой библиотекарь. Был он человеком приезжим, жизнь вёл уединённую, ни с кем из соседей дружбы не водил, поэтому мой рассказчик затруднился что-либо сказать о его характере. Всего лишь после года жизни в этом доме бедняга умудрился подцепить какую-то страшную инфлюэнцу, бушевавшую одной осенью в городе и окрестностях, и очень тихо умер прямо на своем чердаке. Посещавший больного доктор ничего не сумел сделать. Тело однажды утром нашёл мальчишка, привозивший молоко – его смутило, что хозяин не вышел забрать товар и вручить полагающиеся за труд несколько монет. Подобного за этим бедолагой никогда не водилось – видимо, свойственная библиотекарям щепетильность проявлялась и в других областях жизни.
«Отлично, – думал я, возвращаясь поздним вечером из паба. – Оказывается, на той самой постели, в которой я ночую вот уже четыре недели, умер какой-то одинокий служащий. Хозяева, милейшие люди, даже не сочли нужным предупредить! Не хватало ещё столкнуться на лестнице с неуспокоившейся душой!». Последняя мысль была скорее ироничной, чем серьёзной: привидений я не то, чтобы не боялся – я просто не верил в их существование, всегда считая истории о них плодом богатой фантазии рассказчиков.
Однако уснуть этой ночью мне не удалось. Я уже разделся, улегся в кровать (еще раз вспомнив ненароком о бедном почившем в ней библиотекаре и покривившись от этой непрошеной мысли), погасил ночник и закрыл было глаза, приготовившись спать, как вдруг явственно услышал чей-то протяжный вздох. Я весь напрягся и почувствовал, как холодная дрожь прошла по телу под одеялом, однако глаз не открыл, считая, что это всего лишь игра нетрезвого воображения под воздействием услышанной мной истории. Однако через минуту вздох повторился, и на этот раз не было сомнений в том, что он мне не померещился. Я резко сел в кровати, неверной рукой потянулся к ночнику и зажег его. Света от крошечной лампы было немного, однако его вполне хватало, чтобы наполнить столь же маленькое пространство чердачной комнатки.