Забытая жизнь
Шрифт:
— Если ты умрёшь, а я нет, у меня не останется ничего. Никого, кто был бы нужен.
— Северус…
— Я никому не нужен.
В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент истины, когда он признаётся любимому в самом страшном.
— Нет, ты нужен мне.
— Странный у тебя способ показывать чувства.
Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание. О Боже, я люблю его так, что это причиняло боль. Я не достаточно сильна, чтобы убедить его. Если бы я действительно пыталась, то убежала бы от него, но в глубине души я знала, что не могу бросить его. Не сейчас. Скоро. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы защитить его.
— Северус?
Он
— Да?
— Не делай мне больно.
Погладив его по щеке, я тихо сказала:
— И у меня есть на это право.
Несколько секунд он, прищурившись, смотрел на меня. Затем, хищно усмехнувшись,
прошептал:
— У тебя есть рот, который не закрывается.
Внезапно в двери постучались. Северус отстранился от меня и, подойдя к двери, приоткрыл ее.
— Что случилось, Амикус? — спросил Северус в приоткрытую дверь.
— Гарри Поттер замечен в Хогсмиде, — прозвучал голос за дверью.
— Немедленно собрать всех учеников и учителей в Большом зале, — отчеканил Северус и захлопнул двери.
— Значит, ты пришла не одна, — повернувшись ко мне, уточнил он.
— Я хочу ему помочь, — сказала я. — И я готова пойти на это!
— Ты осознаешь всю серьезность ситуации, Анри? — разгневанно произнес он. — Это война!
— Ты вот это называешь войной? — развела я руки в стороны. — Это детский сад, Северус. Это не война!
— Если он узнает, что ты здесь, — рявкнул Северус, — он убьет тебя и меня следом! — И вышел из кабинета.
Дай мне руку… просто протяни мне её. Я хочу коснуться её и почувствовать твоё тепло… Хочу зарядиться от твоей жизни… Хочу наконец-то вздохнуть полной грудью, набрав полные легкие воздуха… Набрать и не выдыхать… Задержать в себе частичку твоей жизни… Твоего дыхания…
Дай мне руку. Я хочу задержать её в своей и заставить тебя забыть о прошлом… Обо всем, что было до меня… До нас!.. Закрой глаза и вдохни этот морозный почти весенний воздух. Вдохни в себя обновление… Задержи дыхание, и, может быть, тебе тоже не захочется выдыхать…
Дай мне руку… Мы поднимемся на крышу самого высокого здания в этом сером городе… Мы встанем на самый краешек и посмотрим на эту жизнь сверху вниз… Только не отпускай мою руку. Слышишь?!.. Не отпускай пожалуйста, иначе я сорвусь туда… Нет, мне не страшно, просто я не хочу оставлять тебя одного в этом мире…
Вот так время снова напомнило о себе. Все нужные вещи были сказаны не вовремя. Моё прошлое вернулось слишком быстро, а моё будущее замешкалось где-то в пути.
Сердце стучало так сильно, что, кажется, я не доживу до утра… Да, я не переживу даже эту ночь, не то что до тебя дойти… Ты единственный из встреченных мною мужчин… Я не знала, кем они были. И все вокруг, кто они? Чьи-то мелкие представители… Я, кажется, забываю, как без тебя дышать… Конечно, это больно, но это сердце — бедное, влюбленное, дрожащее — оно тоже твое…
«Но я так и не смогла сказать Северусу о ребенке», — подумала я и вслед за ним вышла из кабинета.
«Ты — мой личный сорт героина, куда я от тебя денусь! — думал я, обнимая Анри в ту самую долгую и темную ночь всей моей жизни. — Она одна была чем-то настоящим во всём мире…»
Самое дурное, что было в жизни, то, о чем никогда никому не расскажешь — эти мгновения, они как порча. Гниль, разлагающая вас изнутри. И вы так и будете гнить, до конца.
Я и сам не знаю, когда я толком понял, что моему театру теней пришел конец. Но я знал, что все кончено и я больше не могу быть просто зрителем. И я вдруг обнаружил, что нахожусь
Думал, что в отчаянии я разыщу себя. Заблуждался… Изменить пережитое невозможно, лучше принять его со словами: «Это было…»
Одним весенним днем, я обнаружил, что Анри нет в моем доме в Паучьем тупике. Она даже не удосужилась мне оставить записку, да что уж там с запиской, она прихватила собой еще парочку флаконов с зельем.
— Вот же негодница!
Меня правда раздражали её поведение и её поступок. Тем более в то время, когда ее объявили в розыск.
Какая моя самая большая победа? Я научился не жалеть. А не жалеть — значит верить. Горжусь всеми пролитыми слезами. Их соль действительно лечит. Не сразу, конечно, это же не внутривенное обезболивающее. Но со временем то, над чем ты когда-то плакал, обязательно утрачивает былую остроту — воспоминание становится легким, как тополиный пух. И вдруг осознаешь, что плакать не вредно, а необходимо. Чаще всего слезы избавляют от необходимости размышлять, объяснять, доказывать…
Писать о том, что случилось, в письме, которое я никогда не отправлю. И которое ты не получишь, которое… нужно сжечь, после того, как закончишь. Мои чувства смогут сгореть… и та боль, которая внутри тебя. Я не хочу недомолвок. Я был бы идиотом, если бы не признал свои ошибки. Я ошибся. Я облажался. Я куда-то спешил. Я торопил события. Не разобравшись с тем, что мне мешало. Цепляясь за прошлое, оглядываясь назад. Желая забыть, но не переставая вспоминать. Какой я дурак, что хотел жить прошлым. Я застрял посередине, не простив. Не простив себе. Не двигаясь дальше. В чем секрет будущего? Может в том, чтобы всё исправить и жить дальше? Присмотреться. Да так, чтобы мутный образ стал чистым, ясным. Конечно, всякое случалось в прошлом, в далеком прошлом. Я не хочу ждать чудес. Лишь бы жизнь продолжалась. Или нет. Да. Нет. Да-нет? Да нет. Я просто хочу ясности. Но это зависит не от меня. А от тебя. Я люблю тебя.
Все мысли исчезли, осталось только одно: она любит меня. Любит гордую посадку моей головы, всё, всё во мне любит, даже блеск чёрных глаз, и мою ухмылку, так часто ставившую её в тупик, и загадочную, повергавшую её в смущение молчаливость. Ах, если бы она просто зашла сейчас сюда, заключил бы её в объятия и избавил от необходимости что-то говорить, ведь я же люблю её…
— Ты же хочешь меня! — заявила как-то Анри.
Я молчал, просто смотрел в глаза и молчал.
— Да, Боже Святые. Я хочу тебя. — тихий шепот раздался в комнате. — И мне плохо без тебя. Ты, как наркотик для меня. Я видел людей, которые не могли достать опиум и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманом. Он становится рабом, затем гибнет. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя.
Мы хотели друг друга до дрожи, до мурашек, до изнеможения. Только я имел доступ к ее душе и к телу, только мои руки скользили по ее изгибам, заставляя отзываться каждую клеточку… Она знала, что делать и как… На выгнутых спинах танцевали тени каждого вечера… Мы мешали виски с собственными поцелуями, вдыхая аромат сумасшедшего желания, разрастающегося с каждым ударом пульса в висках… было жарко. Узкие ногти шипами впивались в жесткие мускулы. Я улыбался, зрачками царапая душу…
Нам было мало. И не было передышек, и ночь висела несколько суток, презирая время… Я был нежен и груб… Я убивал ее и заставлял воскресать вновь и вновь… Сердце рвало на части только от одной мысли, что это она. Казалось, нам не хватит вечности.