Забытое дело
Шрифт:
– Думаю, я бы вспомнил имя, если бы уже слышал. Значит, на пистолете была его кровь?
– Да. За ним много чего числится. Кражи, непристойное поведение, употребление наркотиков. Мы считаем, что он причастен к той краже, когда взяли пистолет.
– Не сомневаюсь, – с жаром поддержал ее Гарсия.
– Мы можем связать его с орудием убийства, – продолжала Райдер, – но нам нужна связь с девушкой. Может быть, вы что-нибудь вспомните?
– Вы уже разговаривали с ее родителями?
– Пока еще нет. Вы у нас первый в списке.
– Бедная семья.
– Вы поддерживали контакт с родителями?
– Поначалу да. Пока занимался этим делом. Но потом меня произвели в лейтенанты и вернули в патрульную службу. После этого мы уже не встречались. А разговаривал я в основном с Мюриель… то есть с матерью. Отец… с ним что-то происходило. Дела не ладились. Он ушел из дому, они развелись… вот так. Потом он и ресторан потерял. Жил, как мне приходилось слышать, на улице. Приходил иногда домой, просил у Мюриель денег.
– А почему вы предположили, что к убийству причастен кто-то из ресторана?
Гарсия досадливо покачал головой, словно жалуясь на память.
– Даже не знаю. Не могу вспомнить. Ничего конкретного, просто какое-то чувство. Что-то там было не так с самого начала. Что-то сомнительное.
– Что вы имеете в виду?
– Как вам сказать. Вы же читали дело? Ее не изнасиловали. Выкрали из дома, отнесли на склон и там застрелили, сымитировав самоубийство. Причем сымитировали неряшливо, неумело. Больше походило на расправу. Как будто ее убили по приговору. О случайном вторжении в дом не могло быть и речи. Ее смерти хотел кто-то, кто ее знал. И этот кто-то либо сам пришел за ней в дом, либо кого-то прислал.
– Думаете, убийство было как-то связано с беременностью? – спросила Райдер.
Гарсия кивнул:
– Мы так полагали, но точно установить ничего не смогли.
– МНЛ… вы его не нашли.
Коммандер несколько растерянно посмотрел на нее:
– Извините, что?
– МНЛ. Инициалы в дневнике Ребекки. Вы упомянули о них, когда разговаривали с родителями. Вспомнили?
– Ах да, инициалы. Что-то вроде шифра. Нет, нам так и не удалось их разгадать. Вы ищете дневник?
Босх кивнул. Ответила Райдер:
– Да, ищем. Мы ищем все. Дневник, пистолет, саму коробку с вещественными доказательствами. Похоже, в ОХВД ее просто потеряли.
Гарсия покачал головой с видом человека, привыкшего иметь дело с подобными неприятностями.
– Ничего удивительного. Для них это нормальное явление.
– Наверное.
– И вот что я вам скажу. Если найдете коробку, дневника там не будет.
– Почему?
– Потому что я его вернул.
– Родителям?
– Матери. Как я уже сказал, меня произвели в лейтенанты и перебросили в южное управление. Рон Грин к тому времени уже вышел в отставку. Я передавал дело, зная, что дальше ничего уже не будет. Что никто уже не будет относиться к расследованию так, как мы. В общем, я сказал Мюриель, что ухожу, и вернул ей дневник. Бедняжка. В тот июльский день время для нее как будто остановилось. Она застыла в нем, точно вмерзшая
Райдер печально кивнула. Гарсия замолчал. Наконец Босх откашлялся и задал вопрос, на который коммандер так и не ответил:
– Когда мы вошли и сказали, что по ДНК есть совпадение, вы предположили, что это кто-то из ресторана. Почему?
Он взглянул на Райдер, но та не проявила ни раздражения, ни досады. Лицо ее вообще осталось безучастным.
– Не знаю, – ответил Гарсия. – Наверное, я подумал так потому, что чувствовал некоторую неудовлетворенность от нашей работы в том направлении.
– Вы имеете в виду ее отца?
Коммандер кивнул.
– Отец вел себя как-то странно. Неестественно. По крайней мере мне так тогда казалось.
– В чем это проявлялось? – спросила Райдер. – Я имею в виду странность и неестественность.
Прежде чем Гарсия успел открыть рот, дверь открылась и в кабинет вошел адъютант.
– Коммандер? Все уже собрались в конференц-зале и готовы начать.
– Хорошо, сержант. Я скоро приду.
Дверь закрылась, и Гарсия выжидающе, как будто забыл вопрос, посмотрел на Райдер.
– В материалах дела нет ничего такого, что бросало бы подозрение на отца убитой, – сказала она. – Так почему вы находили его поведение странным?
– Трудно сказать. Ничего конкретного. Скорее инстинктивное чувство. Он вел себя не так, как повел бы в схожей ситуации другой отец. Понимаете, он был слишком спокоен. Не сходил с ума от горя, не кричал. Он ни разу не отвел Рона или меня в сторону и не сказал: «Вот что, парни, когда вы до него доберетесь, отдайте его сначала мне». Я бы на его месте поступил, наверное, так.
Под подозрением, как по опыту знал Босх, оставались пока все, даже с учетом того, что анализ ДНК устанавливал связь Маккея с орудием убийства. В это число входил и отец Ребекки Верлорен. Но согласиться с тем, что подсказывало Гарсии чутье, Босх не мог. Он участвовал в расследовании сотен убийств и знал, что брать в качестве основы для подозрения поведение отца или матери жертвы – большая ошибка. Босх видел самые разные проявления эмоций, и все они совершенно ничего не значили. На его памяти был случай, когда убийцей оказался мужчина, громче всех выражавший свое горе.
Отбросив подозрения Гарсии, Босх сделал для себя и окончательный вывод в отношении самого Гарсии. Поначалу детективы допустили несколько ошибок, но само следствие провели неплохо, что подтверждали и материалы дела. Однако теперь Босх знал, что заслуга в этом скорее принадлежит Грину, чем его напарнику. Косвенно такой вывод подтверждал и тот факт, что Гарсия ушел из убойного отдела на руководящую должность.
– Вы долго работали в «убойном»? – спросил он.
– Три года.
– И все три года в Девоншире?