Забытое дело
Шрифт:
Заканчивая совещание, Пратт раздал всем по листку со списком телефонов каждого члена группы и радиочастотой, на которой предстояло поддерживать связь в ходе наблюдения.
– Для группы наружного наблюдения выделены служебные машины, – добавил Пратт. – Не забудьте, радио должно быть включено постоянно. Гарри, Киз, я ничего не упустил?
– По-моему, ничего, – пожала плечами Райдер.
– Времени у нас мало, – сказал Босх, – так что если к завтрашнему вечеру никаких признаков активности не будет, мы с Киз попробуем придумать что-нибудь, чтобы подтолкнуть Маккея к действию. У
– Зачем ему покупать газету, если он даже читать толком не умеет? – спросил Реннер.
– Школу закончил, пусть и заочно, так что читать все-таки умеет. Нам только надо позаботиться о том, чтобы газета попалась ему на глаза.
Все одобрительно закивали, и Пратт подытожил:
– Ладно, ребята, все. Буду на связи днем и ночью. И поосторожнее с этим парнем. Неприятности нам совсем не нужны. Тем, кто выходит в первую смену, предлагаю отправиться домой и хорошенько выспаться. Только не забывайте, что часики уже тикают. Ордер действителен до вечера пятницы. Так что разбегаемся, и за дело. Под ним пора подвести черту.
Босх и Райдер поднялись и, обговорив с коллегами кое-какие детали, разошлись. Вернувшись в свой закуток, Босх сел за стол и вытащил из стопки папок ту, в которой лежали копии документов из управления по надзору. Прочитать ее полностью, внимательно и основательно раньше он так и не успел; теперь время наконец появилось.
Многолетнее путешествие Маккея по системе уголовного правосудия, начавшееся с первого ареста в восемьдесят седьмом, отражалось в полицейских отчетах и протоколах судебных заседаний, которые, постепенно накапливаясь, сложились в весьма внушительную кипу документов. В папке они лежали в обратном хронологическом порядке, но Босх решил начать с ранних лет и понемногу продвигаться вперед по временной шкале.
Первый «взрослый» арест Маккея произошел через месяц после того, как ему исполнилось восемнадцать. В августе 1987-го его задержали за кражу автомобиля, причем в сопроводительном рапорте деяние квалифицировалось как «использование чужого транспортного средства без разрешения владельца». В то время Маккей жил в доме с родителями и угнал не что иное, как «корвет» соседа, который опрометчиво оставил машину с включенным двигателем прямо на дороге, чтобы сбегать за забытыми солнцезащитными очками.
Маккей признал себя виновным. В предварительном рапорте содержались сведения о его предыдущих правонарушениях, однако ничего не говорилось об участии в акциях «Чатсуортской восьмерки». В сентябре по приговору Верховного суда угонщик получил год условно.
В протоколах заседания приводилась занимавшая две страницы лекция, прочитанная Маккею судьей. Судья говорил что видел сотни таких же молодых людей, стоявших на краю пропасти. Для одних первое преступление становится уроком на всю жизнь, для других – шагом по лестнице, ведущей вниз. Судья увещевал, предупреждал, призывал остановиться и одуматься, не свернуть на кривую дорожку.
Предостережение не сработало, слова судьи остались неуслышанными. Уже шесть недель спустя Маккея вновь арестовали за кражу. Теперь он забрался в дом к другим соседям, воспользовавшись тем, что хозяева,
Срок прежней судимости еще не истек, а потому до рассмотрения дела в суде Маккея отправили в тюрьму штата. Через тридцать шесть дней он предстал перед тем же судьей и, как указывалось в протоколе заседания, вновь признал себя виновным, молил о прощении и просил дать ему еще один шанс. На сей раз в предварительном рапорте говорилось о том, что Маккей пристрастился к марихуане и связался с сомнительной молодежной группировкой.
Под сомнительной молодежной группировкой следовало, очевидно, понимать «Чатсуортскую восьмерку». Суд состоялся в начале декабря, так что до начала символических акций террора, приуроченных к очередной годовщине со дня рождения их кумира Адольфа Гитлера, оставались считанные месяцы. Тем не менее в рапорте об этом не было ни слова. Те, кто его составлял, просто констатировали факт: Маккей попал в дурную компанию. Вынося приговор, судья и не представлял, насколько эта компания дурна.
Маккею дали три года условно с вычетом срока предварительного заключения. Два года ему предстояло провести под надзором полиции. Судья, знавший, что тюрьма станет для молодого преступника школой уголовной жизни, давал ему последнюю возможность порвать с прошлым и в то же время принял меры, чтобы сломать вредные привычки. Маккей вышел из здания суда свободным, но с тяжелым грузом ограничений. Его обязали еженедельно проходить медицинское освидетельствование на предмет употребления наркотиков, найти подходящую работу и в течение ближайших девяти месяцев закончить среднюю школу.
«– Возможно, мистер Маккей, вы сочтете такие требования суровыми, – сказал судья, – но я считаю их относительно мягкими и идущими вам на пользу. Вам дается последний шанс. Подведете меня еще раз – и уже наверняка отправитесь за решетку. Общество откажется от попыток исправить вас. Оно просто махнет на вас рукой. Вы меня понимаете?
– Да, ваша честь, – сказал Маккей».
Перевернув страницу, Босх обнаружил выданную по требованию суда копию свидетельства о получении Маккеем общего образования. Судя по дате, документ был выписан в августе 1988 года, примерно через месяц после похищения и убийства Ребекки Верлорен.
Босх понимал, что предпринятые судьей усилия по наставлению Маккея на путь истинный заслуживают уважения, но не слишком ли дорого они обошлись девушке? Даже если курок пистолета спустил другой, оружие, как ни крути, предоставил Маккей. И не логично ли предположить, что, окажись он в тюрьме, цепь приведших к гибели Ребекки Верлорен событий была бы прервана до трагической развязки? Ответа на этот вопрос Босх не знал. Вполне возможно, что Маккей всего лишь сыграл роль поставщика оружия. Не будь его, нашелся бы кто-то другой. Рассуждения на тему «Что было бы, если бы» не имели никакого смысла.