Забытое

Смит Кристин

Я растерялась при упоминании маячка. Откуда он знает? Кто ему это рассказал?

На мой растерянный взгляд он отвечает:

— Нам о многом нужно будет поговорить…

Пуля рикошетит прямо от края лодки рядом с моей головой. Трей матерится.

— Чёрт бы тебя побрал, Нэш, ты не можешь вести лучше? Нам нужно оторваться от них!

— Я пытаюсь, Трей, — отвечает Нэш, но звук такой, будто он выдавил это сквозь стиснутые зубы.

Лодка снова дёргается, вода брызгает на меня. Дрожащей рукой я протираю глаза.

— Зейн, —

Трей поднимает глаза, — ей нужна твоя помощь.

Мои глаза снова закрываются, но я чувствую, как он присаживается рядом со мной и берёт за руку. Тело как будто расплывается… Такое чувство, словно я смотрю на себя со стороны, но картинка размыта по краям.

— Вот, — говорит Зейн. — Прикуси, — я открываю глаза и вижу в его руке коричневый кожаный ремень. — Поможет стерпеть боль.

Кивнув, я открываю рот и зажимаю ремень зубами, впиваясь в него, когда Трей залезает в рану. Он сидит рядом, сведя брови и сморщив лоб от усердия. Зейн расположился с другой стороны от меня, крепко держа мою ладонь и шепча что-то успокаивающее.

Когда нож задевает рану, я ору, но звук получается приглушённым из-за ремня во рту. Я кусаю его так сильно, как только могу, чуть ли не проделывая дыру в нём, и глотаю кровь с металлическим привкусом.

Крепко зажмуриваюсь.

— Вроде оторвались, — выкрикивает Нэш, его голос плохо слышно из-за ветра.

Лезвие погружается глубже, я выпускаю ремень, отдавая предпочтение старому доброму крику. Трей бормочет извинения, Зейн просит оставаться на месте… или всё наоборот, Трей хочет, чтобы я лежала неподвижно, а Зейн просит прощения. Я уже ни в чём не уверена. Всё вокруг кажется одинаковым.

Да и какая разница. Прямо сейчас я хочу только сбежать от этой боли. Мой разум уносят пенистые волны бескрайнего океана. Меня больше нет.

40. ЗЕЙН

Чувствую себя бесполезным, наблюдая, как Трей вытаскивает пулю из плеча Сиенны. Всё, что я могу, так это держать её за руку и следить, что она всё ещё дышит. Я смотрю, как поднимается и опускается её грудь, и немного успокаиваюсь, но расслабляться рано. Она потеряла много крови. У неё запавшие глаза и болезненно белая кожа.

Теперь, когда мы избавились от хвоста, Нэш ведёт лодку к зданию ВИГ. Когда мы подъезжаем достаточно близко, Трей посылает сообщение доктору Филлипсу.

— Мы входим. Опустите шипы.

Когда я поднимаю глаза и вижу Трину, сжавшуюся в углу лодки, меня охватывает чувство вины. Мы с Треем были так заняты Сиенной, что совсем не обратили внимания на вторую девушку.

Я перемещаюсь к ней, держась одной рукой за борт, чтобы не свалиться, и падаю на сиденье рядом с ней.

— Эй, как ты? Держишься?

Её зубы стучат, она плотнее заворачивается в полотенце.

— Бывало и лучше.

У неё на ногах кровь. Взглянув внимательнее, я замечаю, кажется, глубокий порез на её бедре.

— Тебе не больно? Выглядит плохо.

Она опускает глаза.

— А,

да, кажется, я ударилась о скалу, когда мы спрыгнули с обрыва.

— Давай я помогу тебе, — потянувшись за ней, я беру ещё одно полотенце и разрываю на лоскуты, чтобы сделать повязку. Я стараюсь промыть порез, как могу. Она вздрагивает, когда я завязываю одну полосу ткани вокруг ноги.

— Просто зажми здесь, — бормочу я.

Её пальцы автоматически давят в нужном месте, но лицо остаётся бесстрастным, как будто она вся онемела.

— С ней всё будет хорошо? — спрашивает Трина, не сводя глаз с бледного лица Сиенны.

— Она поправится, — улыбаюсь я. — И ты тоже.

Её плечи дрожат, слёзы бегут по щекам.

— Мне его не хватает. Он был той ещё занозой в заднице, но я скучаю по нему.

Я обнимаю её одной рукой, притягивая к себе.

— Понимаю. Мне жаль, что мы не успели вовремя.

Она отстраняется, шмыгая носом.

— Спасибо. За то, что спасли нас.

После этого она отворачивается, подтягивая колени к груди, явно давая понять, что хочет побыть одна.

Я возвращаюсь на своё место рядом с Сиенной и вновь беру её руку в свою. У неё ещё не было времени осознать смерть Кудряша. И я не знаю, как она с этим справится.

41. СИЕННА

Когда я делаю вдох, то ожидаю почувствовать запах морской соли и высохших на солнце водорослей, но вместо этого здесь пахнет больницей — спиртом и хлопком.

Нет больше ни качания лодки, ни рёва мотора. Поверхность, на которой я лежу, крепкая, но мягкая. Пытаюсь открыть глаза, но веки не поднимаются. Я бегло оцениваю состояние своего организма. Плечо пульсирует, но это не та острая боль, что была раньше. Колено ноет от удара о скалу, когда мы с Триной спрыгнули с обрыва. Запястья болят от долгого ношения наручников. Но если не считать всего этого, я жива, и это уже достаточный повод для радости.

Но тут мои мысли возвращаются к Кудряшу. Со всем этим кошмаром у меня не было времени на скорбь. Когда я вспоминаю его дразнящую улыбку, мне хочется свернуться в клубочек и потонуть в чувстве вины. Его смерть никогда не сотрётся из моей памяти. Как бы я ни старалась это забыть, это воспоминание всегда будет со мной. Одно дело потерять друга, и совсем другое — видеть его смерть своими глазами. И знать, что это всё из-за тебя.

Слёзы наполняют глаза и текут по щекам. Я заставляю себя поднять веки и прикусываю губу, чтобы сдержать всхлип.

Я в помещении, которое подозрительное напоминает мне одну из лабораторий ВИГа. Трина лежит на соседней койке, а Зейн, Нэш и Трей сидят неподалёку, склонившись над планшетом.

— Где я? — хрипло спрашиваю их.

Все трое обмениваются взглядами, перед тем как Трей встаёт со своего стула и подходит ко мне.

— Мы в здании ВИГ.

Не успевает он сказать что-либо ещё, как дверь открывается, и в палату входит доктор Филлипс, мой папа.