Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа

Курганов Ефим Яковлевич

– Дело – дерьмо, – зло и раздражённо крикнул граф Ланжерон своему любимому адъютанту подполковнику Андрею Римскому-Корсакову, когда они шли на рысях во главе колонны, двигаясь в направлении Лейпцига. – Это надо было предвидеть. Это мы обязаны были предвидеть. О! Что за страшное сочетание: он предельно жесток и хитёр, а мы – опять же предельно – тупы и ленивы, когда приходится шевелить головой. На нашу неповоротливость он и рассчитывает, и не прогадывает, дьявол. Наша лень и тупость – это главный козырь Бонапарта. Господи, сколько народу сейчас там поляжет,

сколько крови русской прольётся, но до этого, кажется, никому нет дела. Вперёд, граф. Имейте в виду, что ведём наших ребят на верную гибель.

День выдался солнечный, тёплый, ласковый, но настроение у Ланжерона было мрачнее некуда. Ему было до боли жалко своих солдат.

Штурм Лейпцига, как и предполагал Ланжерон, был жесток и дик. Из предместий города французов удалось выбить лишь после каскада штыковых атак. Корпус Ланжерона прорвался к Галлесскому предместью, но захватить его сразу не смог. Только на утро ланжероновцы овладели находившимся там редутом и взяли под контроль предместье. И тут произошло событие, фактически предопределившее разгром армии Наполеона.

Ланжерон во главе маленького передового отряда к Эльстерскому мосту. Французы решили, что это основные силы русских и в панике подожгли запальные фитили. В небо резко взметнулись языки пламени. Всё заволокло дымом. Раздался взрыв, и в воду рухнули изуродованные останки моста.

К этому времени по ту сторону реки оказалась лишь половина наполеоновской армии. 28 тысяч человек ещё не успели переправиться. После взрыва моста все они оказались отрезанными от своих. В ужасе солдаты стали бросаться в воду, но они либо тонули, либо погибали от русских пуль. Маршал Понятовский, готовя отступление, бросился на коне в воду и утонул.

Царили ужас и паника, почти как у озера Сачан при Аустерлице, когда выдвинутая по приказанию Наполеона батарея безжалостно била по кидающимся в воду русским солдатам и офицерам. Ланжерон отличнейшим образом помнил бегство остатков своей разбитой колонны, обстреливаемой французскими ядрами, к плотинам Аугеста и далее. Он помнил доносившиеся с озера дикие нечеловеческие стоны.

А это был Аустерлиц Наполеона. Это было законное возмездие, настигшее, наконец, сего авантюриста.

В общем-то половина наполеоновской армии была отдана на истребление союзникам. Было уничтожено до тринадцати тысяч французских солдат и офицеров. Одиннадцать тысяч попало в плен. Было захвачено также двадцать дивизионных и бригадных генералов.

Благодаря дерзкому поступку Ланжерона, армия Наполеона была рассечена надвое и разбита.

Граф явился героем «битвы народов», как назвали Лейпцигское сражение. А Александр I дал орден Андрея Первозванного генералам Платову и Милорадовичу.

Это

было несправедливо. Ланжерон, столь сильно способствовавший поражению непобедимого дотоле Наполеона, чувствовал себя оскорблённым.

Ланжерон считал, что Лейпцигом он вполне отыграл Аустерлиц, ответственность за который на самом деле должны нести император и его любимчики. Важным он считал и то, что первому серьёзному поражению Наполеона способствовал именно француз. Однако Александр I не пожелал всего этого заметить.

Но в корпусе графа поздравляли и чествовали. Командиры дивизий поднесли ему по ящику шампанского от каждой дивизии.

В здании ратуши офицеры корпуса в честь графа устроили пирушку. А глубокой ночью он засел за продолжение своей трагедии. Дело шло на лад – первый акт был завершён.

За Лейпцигскую битву Ланжерон получил от шведского короля орден Меча 1-й степени, а от русского императора бриллиантовые знаки к ордену св. Александра Невского.

КАРТИНКА

В НОЧНОМ ЛЕЙПЦИГЕ

Накрапывал дождь. Всё вокруг казалось грязно-серым, расползающимся, мутным.

Ланжерон вернулся с вечерней прогулки по разгромленному и разграбленному Лейпцигу. Город лежал в руинах. Между тем был шанс сберечь его великолепие. Этот холодный безжалостный авантюрист пожертвовал Лейпцигом и жизнью ни в чём не повинных обывателей. Он уже не мог одержать победу на поле сражения, и тогда совершенно по-варварски перенёс боевые действия в город. В общем, граф был доволен победой и одновременно сердит.

Ещё он размышлял о справедливости и несправедливости, о том, что император, будучи умным, тонким, широко образованным человеком, почитая себя в высшей степени благородным, почему-то раздаёт награды тем, кто этого совершенно не заслуживает, и обходит повышением тех, кто по-настоящему верен ему и России. Что же заставляет его так поступать? Неужели личные симпатии и привязанности настолько перевешивают соображения государственные? Неужели император настолько антигосударственный человек?

Граф был в полном недоумении, хоть и знал Александра Павловича не один год.

Быстро скинув шинель и стянув мокрые сапоги, он прошёл в кабинет. Из соседней комнатки раздавался храп адъютанта. Ланжерон прикрыл дверь и сел к столу. Он уже думал о продолжении своей трагедии «Мазаниелло».

Ему, закоренелому роялисту, было очевидно теперь, что монархи порой невольно создают такие ситуации, которые делают бунт совершенно оправданным и даже неизбежным.