Забытые имена (сборник)
Шрифт:
— Нет, — ответила Элин. — мы останемся три дня, как условились, не так ли, Джеймс?
— Да, я тоже так думаю, — пробормотал он.
Он смотрел отсутствующим взглядом на руки барышни, которая быстро заполняла клеточки формуляра какими-то значками и кодовыми цифрами, потом вписала их имена.
— У вас есть официальное разрешение?
— Разрешение, — ответил рассеянно Джеймс.
— Которое вы должны были получить на границе.
— О да!
Барышня бросила профессиональный взгляд на поданный ей листок и подколола его к розовому формуляру.
— Двойной
Санитары подняли носилки, и Джеймс с Элин направились вслед за ними к лифту.
Лифт опустился на первый этаж, решетчатая дверь с легким щелчком отворилась, и пятеро человек исчезли в клетке.
— Не лучше ли было заказать нам двоим номер в другой гостинице? — немного ворчливо выразила свои сомнения Элин.
— Да, но это бы нам обошлось вдвое дороже, и мы бы тогда вообще не смогли видеться с отцом или пришлось бы к нему постоянно ездить, — ответил Джеймс, роясь в чемодане.
В дверь постучали. Элин, снимавшая туфли, выпрямилась, откинула волосы с лица и отворила. Вошли трое мужчин.
— Медицинский контроль, — представились они. — Могу я взглянуть на заключение вашего врача? — спросил старший.
— Бумагу от Смитсона, — сказала Элин Джеймсу. Он порылся в чемодане, вытащил пластиковый пакет и передал его троим мужчинам. Они достали из пакета листок с машинописным текстом и принялись читать. Один из них покусывал при этом нижнюю губу, другие были, как восковые куклы. Когда они закончили, старший вынул из кармана шариковую ручку и приписал внизу несколько строк. Затем все трое подписались, после чего настала очередь Джеймса.
— Подпишите здесь, — сказал старший, — и мадам тоже.
На причалах автомобильных паромов в Остенде, Кале, Зеебрюгге, Хук-ван-Холланде и Флиссингене [23] становилось все оживленнее. Весной, как всегда, и осенью в Бенилюкс прибывало больше всего пассажиров. У пограничных пунктов дорожная полиция наблюдала с вертолетов за движением, докладывала об образовании «пробок», для ликвидации которых часть машин тут же направляли в объезд. Джеймс, Элин и больной отец прибыли перед самым разгаром сезона. Джеймс был доволен, что смог за все рассчитаться заранее.
23
Остенде, Зеебрюгге — портовые города в Бельгии; Хук-ван-Холланд, Флиссинген — портовые города в Нидерландах; Кале — порт во Франции.
Они сидели у стойки бара и пили виски, на душе было неспокойно.
— Лишь бы с ним все было в порядке, — произнесла Элин Она коротко, нервно затянулась сигаретой, стряхнула пепел. Огляделась вокруг. За столиками сидели несколько старичков. Они были неестественно возбуждены и весело болтали. Джеймс крутил стакан, уныло вперясь в коричневатую жидкость.
— Я все-таки лучше пойду к нему, — сказал он.
— Что тебе там делать? — спросила она твердым, немного раздраженным тоном. — Ему сделали укол, и сейчас он спит. Голландский
Они замолчали и, обернувшись, увидели старика, танцующего в одиночестве посредине зала. Глаза его блестели, он без стеснения разглядывал поочередно Элин и барменшу. Его семейство наблюдало за ним, смущенно и нежно улыбаясь; кое-кто украдкой вытирал слезы и сморкался. Наконец, кто-то из другой компании подозвал барменшу и обменялся с ней несколькими словами, после чего она подошла к танцующему старику и что-то прошептала ему на ухо. Тот кивнул, подмигнул своим, сидевшим на кожаной банкетке у стены, взял барменшу под руку и скрылся за дверью. Через несколько минут она вернулась и снова принялась за работу. Какие-то старички у бара прихлебывали свое питье и, поставив дрожащей рукой стаканы, снова таращились на опустевшую площадку для танцев.
— Ну и ну, что я слышу! — воскликнул Джеймс почти ласково, пощелкал языком и укоризненно покачал головой, обращаясь к отцу. — Креветки, крабы, устрицы и шампанское — что все это значит?!
— Но здесь мне можно выбирать, — простонал больной старик. — Если мне это не вредно… Я так давно хотел попробовать чего-нибудь вкусненького, а здесь мне разрешили.
Он опять закрыл глаза, и сын увидел, как его рот принял скорбное выражение и губы задрожали.
— Выпей сначала хороший глоток шампанского, отец, — сказал он ободряюще.
Старик кивнул в знак согласия, не открывая глаз.
— «Динь-дон», — прозвучало у двери, и лишь спустя некоторое время до них дошло, что это им позвонили. Элин вскочила и открыла дверь. Бой неслышно вкатил столик на колесах. Он был уставлен серебряными блюдами, от которых шел аппетитный запах крабов и разных кушаний из рыбы. Отец устало приоткрыл глаза и взглянул на тщательно сервированную еду. Джеймс и Элин усадили его, подложив подушку под голову и плечи, и поставили несколько блюд перед ним на поднос. Медленно, осторожно чавкая, старик начал есть. Он смотрел на них, и в его взгляде были благодарность, тоска, отчаяние, мягкий упрек.
В это время внизу, в большом банкетном зале, для тех, кто чувствовал себя лучше, было организовано настоящее пиршество. Пациентам подавали самые тонкие деликатесы и экзотические блюда.
Когда Джеймс и Элин вышли из лифта и направились по коридору к себе в комнаты, из номера 23 выбежал встревоженный человек, и они услышали слабый крик умирающего. К двери уже спешили врач и медсестра. Врач спросил о чем-то нервного господина и, приподняв брови, с неудовольствием произнес какую-то фразу.
Элин заколебалась:
— Пойдем, вернемся в бар, выпьем еще немного.
Джеймс напряженно шевелил скулами.
— Сначала зайдем к отцу, — настаивал он.
Они застали его тихо и мирно спящим в своей кровати. Обед уже убрали. Джеймс наклонился над кроватью и, сдерживая дыхание, стал внимательно следить за тем, как грудь старика мерно, почти незаметно поднимается и опускается, словно хотел убедиться, что отец еще жив. Элин стояла в дверях и с некоторым замешательством смотрела на мужа.