Забытые воспоминания
Шрифт:
— Да, ты просто молодец! — одобрительная улыбка тронула его губы.
— А можно мне где-нибудь поискать туфли?
— Да, конечно, — спохватился парень. — Погоди, стой пока на ковре или нет, лучше сядь на кровать, полы здесь холодные.
Подождав, пока Аина опустилась на мягкие перины, Рен прошёл к шкафу и стал искать подходящую обувь.
— Какой у тебя размер ноги?
— Тридцать восьмой.
— Это просто чудесно, у Александры был такой же, — усмехнулся он, доставая пару туфель.
— Как мне повезло, — обрадовалась девушка. Рен поднёс к её ногам две сшитые из чёрного атласа туфли на небольшом каблуке квадратной формы, их носы также
— Красивые, — улыбнулась Аина. — Мне нравятся.
— Можно?
— Да.
Рен аккуратно надел туфли на ноги девушки. От прикосновения тёплых пальцев парня к холодной коже Аины, по её ступням прошли незаметные мурашки. Рен подал девушке руку, и с его помощью она встала. Пройдясь немного по комнате, Аина поняла, что обувь пришла ей в пору, туфли были мягкие, не давили и не натирали, правда подошва у них была чересчур тонка.
— Всё в порядке, они мне подошли, — тепло произнесла девушка.
— Хорошо, — радостно ответил Рен. — Теперь ты готова к балу, за исключением одного.
— Танец?
— Да.
— Нет, Рен, это плохая затея, — Аина подошла к подоконнику, краем пальца очертив его контур.
«Во всём замке нет ни пылинки. Интересно, как Рен его убирает?»
— Почему? Я научу тебя танцевать, у тебя всё получится, — она услышала, как парень подошёл к ней со спины.
— Нет, — девушка развернулась, встретившись с Реном лицом. — Для вальса нужна грация, а я…
— Ты грациозна, Аина, — уголок губ парня поднялся вверх в ласковой полуулыбке. — Ты даже ешь грациозно, — Рен заглянул в опущенные глаза Аины, ласково провёл рукой по её щеке.
«Какие же у него красивые глаза», — когда девушка смотрела в них, она как будто погружалась в туманный серый океан, где отражается дождливое небо.
— Ты действительно так считаешь?
Аина почувствовала, как рука парня обхватила её талию, а в следующую секунду её тело оторвалось от земли — девушка оказалась на руках у Рена.
— Что ты…, - она рассмеялась.
— Ты сейчас сама во всём убедишься, — с этими словами он бережно понёс Аину к выходу из комнаты.
— Рен, — весело окликнула девушка Рена, обхватив его за шею. Ей было по душе находиться на руках у парня, и Аина улыбнулась.
Они спустились по лестнице и направились в просторную залу. Здесь находился самый большой камин в замке, он располагался посередине стены слева от входа, в противоположном от него углу стоял прямоугольный деревянный стол, раньше, видимо, его место было в центре помещения. У камина находилось два кресла, дубовые, с тёмно-багровой тканевой обивкой, с золотистым узором, подобным виноградной лозе. Окна с двух сторон залы были распахнуты, плотные цвета тёплой охры шторы небрежно развевались от лёгких порывов октябрьского ветра, лучи солнца отражались прыгающими бликами на выступах каменного пола.
Рен опустил девушку в кресло, а сам подошёл к небольшому столику с граммофоном, находившимся слева от окна.
— Тоже антиквариат? — спросила Аина, внимательным взглядом изучая старинный экспонат: его основу составлял небольшой деревянный ящик насыщенного каштанового цвета, на который крепился сам рупор, откуда шёл звук, эта часть граммофона напоминала гигантский колокольчик красивого медного цвета.
— Ага, конец ХIХ века, — парень перебирал в руках чёрные тонкие блины пластинок.
— Ты же всё ещё любишь слегка меланхоличную романтическую музыку? Из-за поворотов времени твой вкус не изменился? — с саркастической ухмылкой,
— Нет, — заверила его девушка.
— Прекрасно!
Пару нехитрых движений парня — и зал тут же наполнился ритмичной мелодией вальса. Она была неспешной, в ней присутствовала нежность, некая робость, иногда звучали нотки грусти, показывающие поток сложных рассуждений, терзания душевными переживаниями. Ускоряющийся бег клавиш фортепиано и играющая на струнах самой души скрипка рисовали танец подхваченных осеннем ветром берёзовых листьев — они порхали, словно золотые мотыльки, кружились в вихре воздуха, опускались и снова взлетали. Этот танец точно напоминал, что жизнь состоит лишь из мгновений — взлётов, полётов, падений, их длительность определяет время, ветер, свободная неукротимая стихия, не знающая преград. От его настроения зависел полёт листьев, ведь всё в этой жизни от чего-то зависит.
Рен подошёл к Аине.
— Станцуете со мной, госпожа Орехова? — элегантный поклон, лёгкая полуулыбка, протянутая рука с раскрытой ладонью и плотно прижатыми друг к другу пальцами.
— С удовольствием, граф Кустемп, — степенно присев в реверансе, девушка вложила свою руку в ладонь Рена.
Другую руку Аина опустила на плечо парня, а он обхватил её талию.
— Доверься мне, Аина, слушай музыку, позволь течению её мелодии нести тебя.
Движения девушки сначала были неловкими, спотыкающимися, но вскоре Рен и Аина в полной гармонии друг с другом плыли по просторной зале замка Кустемпов, точно два белых лебедя в пруду. Девушка всегда думала, что вальсу нужно учиться долго, она была уверена, что это сложная и кропотливая работа, но, выходит, всё становится гораздо проще, когда рядом человек, с которым ты чувствуешь, что способен на всё. Взгляд Аины, больше не следящий за движениями танца, был устремлен на парня, в его глаза, где гордость и восхищение смешалось с любовью и нежностью.
— Ты замечательно танцуешь, — Рен сказал это приглушенным шёпотом, и почему-то от этого сердце девушки забилось чаще, как птенец, желающий поскорее выбраться из клетки.
— Ты меня хорошо научил, — их руки слегка согнулись, они сблизились. Парень улыбнулся и ещё больше обхватил талию Аины.
— Прости меня, — вдруг произнесла она с явной виной в голосе.
— За что? — удивление отразилось на лице Рена.
— За то, что заставила смотреть, как я умираю, — девушка опустила глаза, горечь ядом кобры расползлась по душе.
Аина заметила, как дыхание парня участилось. Она посмотрела ему в глаза и увидела там столько боли, что захотелось закричать изо всех сил, срывая голос, выбивая весь воздух из лёгких.
— Всё хорошо, — их танец остановился. — Я больше никогда тебя не потеряю. Никому не позволю отнять тебя у меня, будь это инквизитор или вселенская Тьма.
Рен прижал девушку к себе с какой-то отчаянной лаской, в которой скрывалась тяготящая душу тоска, режущая сердце боль, и подчиняющий разум страх. И он был сильнее всего, он опустошал с каждым вздохом, поглощал с каждой секундой. Страх, что всё это окажется лишь длинным счастливым сном, иллюзией построенной его обезумевшим от горя сознанием. Как будто, если Рен сейчас отпустит Аину, то снова очнётся в сгоревшем дотла городе у мёртвого тела своей любимой. Он так сильно боялся этого, что готов был больше никогда ни на шаг не отходить от своей девушки. Страшился, что свет её лиственных глаз вдруг превратиться в сосновую хвою мёртвого леса, где больше никогда не пройдёт, не пролетит, не промелькнёт даже тень жизни.