Зачарованный киллер-2
Шрифт:
— Нет, не смогу. Текучка, ты уж извини. Надо отчет с торжественного собрания. Иди на завод. Да про происшествия не забывай. Рубрика каждодневная.
— Я не настаиваю. Спорить с Вельзевулом бесполезно. А поехать очень хотелось. И настроение паршивеет, и опять хочется пойти к живому коврику не по графику.
Весь день я хожу сам не свой, а вечером иду к себе. К своему «Я». Третий раз в жизни. Пока в проходной идет необходимая проверка, я вспоминаю прежние визиты к себе.
Первый раз в день совершеннолетия. Я шел, преисполненный
А «Я» казалось мне взрослым и чужим, эдаким учителем, которому можно доверить самое сокровенное, интимное. Но «Я» оказалось таким же мальчишкой.
Оно искренне верило в невозможное, не думало о плохом и полно было энергии и счастья.
Мы, захлебываясь, рассказывали друг другу о себе, планировали сказочное будущее, сплетничали о девчонках и даже перемывали косточки родителями.
И ушел я набитый эмоциями, с великолепным чувством освобождения от детства и детских сомнений, но без знания, которое так пригодилось бы.
Откуда было взяться мудрости у Я, если опыт у нас был одинаковым.
А может и не нужно было мне тогда знание, а вера была нужна, вера и надежда, и любовь — банальный и вечный трилистник. Второй раз пришел я к себе после окончания университета. И впечатление от беседы осталось сумбурное. Я и тогда мало в чем сомневался, требовал от «Я» практических советов, хвастался, а оно… хвасталось тоже. Но и сомневалось — я не вник тогда в это.
И вот, третий визит. Неожиданный для меня самого. Еще осталось два. До конца жизни всего два.
Бесшумно сдвигается стальная дверь и я в камере связи. Одеваю легкий шлем, сажусь на кушетку.
— Что, скучно? — вспыхивает в мозге вопрос.
— Странно, раньше ты не начинал беседы первым.
— Раньше ты тоже ни в чем не сомневался.
— Стареем. Десять лет прошло, почти.
— Ну, ну. Только не ударяйся в воспоминания. Мне, может, хуже — и то молчу.
— Тебе может быть плохо?
— Думаешь, отсутствие тела защищает от чувств?
— Я вообще как–то не думал об этом.
— Ты вообще редко думаешь о себе. Значит и обо мне.
— Скажи, почему меня так тянет к Неизвестному Чудовищу?
— Тебя тянет просто к неизвестному.
— А почему я сам об это не подумал?
— Потому что у тебя есть тело и…
— Что и?
— Ты стал нетерпеливым. И… нет меня.
— Ну и?
— Теперь ты и-каешь? Что и? Ты же сам знаешь, что все так живут. Живи и ты.
Молчу. Молчу, и мне очень плохо. «Я» говорит тихо:
— У смежников «Я» всегда вместе.
— Откуда ты знаешь, — вскидываюсь, — это же запрещено, проникать в смежные миры.
— Умозрительно, — смеется «Я», — чисто умозрительно. Смежный миров бесконечное множество, следовательно в одном из них должно
— Но смысл? Два «Я» в одном человеке! Постоянные противоречия, муки…
— Не знаю в чем смысл. Иди туда, узнай.
— Но я же не смогу вернуться…
— Я тоже погибну…
Дальше мы говорим шепотом, говорим, сами не зная о чем. Может мы прощаемся? Или только встретились, только узнали друг друга и не можем наговориться?..
Я всегда просыпаюсь до звонка. А потом засыпаю снова, и во сне бодро одеваюсь и готовлю завтрак. В этот момент начинает надрываться будильник. Я вскакиваю, делаю множество дел, не успевая ни одного, и на работу прихожу в самый последний момент.
На летучке я бегло осматриваю одежду, напяленную второпях, а потом беру у зава задание и ускользаю в зоопарк. Я очень люблю животных, но так уж получилось, что выучился на журналиста. Иногда хочется плюнуть, бросить все и устроиться в зоопарк простым служителем. Но каждый день надо есть, надо платить за квартиру, одеваться, а я уже привык к хорошему окладу, к чистой работе, к определенному отношению окружающих.
Я прохожу в зоопарк по корреспондентскому удостоверению, иду по аллее и выхожу к вольеру волков. Старый волк Черныш узнает меня и благосклонно ловит припасенный пончик. Я немного стою у клетки, говорю ему ласковые слова, а потом еду в школу, где подрабатываю руководителем кружка фотографов. Уже под вечер я захожу в милицию, беру у дежурного свежуюинформацию для отдела происшествий, в редакции отдаю их на машинку и идет к заву. Сергей Сергеевич приветственно машет головой, спрашивает:
— Сдал?
— На машинке, — отвечаю я.
— Вычитывай скорее и сдавай, — говорит он, — 30 строк на подверстку.
Потом я иду домой по вечернему городу, у одного из телефонов–автоматов останавливаюсь, хочу позвонить Наташе, но передумываю. Я совсем потерялся между Наташей и Машей, просто разрываюсь между чувством и долгом.
Завтра воскресенье. Завтра я заскочу на барахолке посмотреть что–нибудь из книг, встречу там, наверное, своего старшего брата: фанатика антикварного барахла, потом заеду к матери, она заставит меня кушать, я сперва буду отнекиваться, что сыт, потом сяду за компанию, войду во вкус и съем все.
Потом мы будем смотреть телевизор, разговаривать о болезнях, а потом я снова поеду в зоопарк или пойду в кино.
Недавно у меня украли мотоцикл, но он был застрахован и скоро я куплю новый. На мотоцикле при моей работе гораздо удобней.
Вечерами я долго копаюсь в самом себе. Раньше этого не было, раньше было как–то проще. Старею видно. А может мне не дается единство противоположностей, или как там этот закон — я вообще–то не силен в философии.
И еще, когда я засыпаю, на грани сна и яви мне часто мерещится какой–то странный мир, где я вроде жил раньше. Я засыпаю встревоженный и виду странные сны. Но утром забываю их.