Зачем цветет лори
Шрифт:
Внутри не было воздуха, только дым, гарь и пламя, с треском пожирающее помещение.
— Оникс!
Девушка не отзывалась. Лавьер закрыл мокрой тканью лицо, оставив только глаза, и быстро стал осматривать помещение и, не находя раяну.
— Оникс! Да где же ты…
Наверху затрещало, и посыпались искры. Аид отпрыгнул и только благодаря своему тренированному слуху различил тихий стон в углу, за кучей какого-то горящего тряпья. Он рванул туда. Оникс была без сознания, но цела,
Он прижал ее к себе и выбежал из дома в тот момент, когда крыша все-таки не выдержала жара и обвалилась вниз.
Оникс очнулась от холодной воды, которой брызгали ей в лицо. Закашляла, судорожно глотая холодный воздух, открыла глаза. Лавьер держал ее на руках, сидя на бревне возле ограды, и пытался привести в чувство. Прижал кружку с водой к ее губам, и Оникс жадно напилась, чувствуя, как ее колотит озноб.
Аид поднял глаза на подошедшего Ленара.
— Нужен другой дом, — равнодушно сказал он. Его не интересовали люди, у которых сгорело жилище по вине одного из сумеречных, и хозяйка которого сейчас стенала и билась в истерики на пепелище. Обозленный хозяин дома, схватив топор, попробовал сунуться к аиду, пылая гневом, но упал на колени, когда тот поднял голову и заглянул ему в глаза. Мужик отполз в сторону, понимая, что чудом остался жив, что заступились за него небесные, потому что девушка на коленях сумеречного закашляла, и тот отвел взгляд. И бегом бросился в сторону, а потом даже пригрозил своей жене поколотить, если та не перестанет блажить. Все же, дом можно новый отстроить, а вот от сумеречных врат обратно уже не вернуться…
Ленар кивнул, и ушел, не показав даже взглядом своего удивления от поступка аида и не спрашивая, что стало с Гахаром.
Лавьер снова опустил глаза, рассматривая лицо Оникс, с жадностью вглядываясь в нее.
— Со мной все в порядке, — хрипло сказала она и попыталась подняться, выбраться из его рук. Но аид не отпустил, только сжал крепче. Оникс смотрела в его глаза. Она не знала, о чем он думал, лицо аида было спокойным, без эмоций, лишь отражалось в расширившихся зрачках пламя угасающего пожара. Аид молчал, смотрел на раяну, и сейчас ему казалось, что даже цветок лори горько пах пеплом. Потом встал и понес Оникс за ограду.
Он оставил ее в комнате чужого дома, приказал хозяевам удалиться и поманил за собой последнего стража. Этот пес, пожалуй, был единственным, о ком аид хоть немного, но сожалел, все же, Ленар охранял своего господина много лет, еще с цитадели. Но это сожаление было мимолетным, почти не ощутимым, и уж точно не влияющим на решение Лавьера. Он не позволял себе привязанностей, в его жизни им просто не было места.
Аид мог бы нарисовать на стенах символы, запечатывающие комнату тишиной, чтобы Оникс не слышала криков, но не стал. А в том, что страж будет кричать, Лавьер не сомневался. Ему нужно было убедиться, что сумеречный не был связан с предателем, который прятался под личиной Гахара.
И да, Ленар кричал. Потому что никто не может долго выдержать темноту, что разрывает нутро и сознание. В глазах пса не было обиды, когда он умирал,
Ленар был предан аиду и все, чего он хотел перед тем как уйти к вратам, это доказать свою преданность.
На рассвете Лавьер и Оникс покинули деревню, в которой аид распрощался со своими псами. Двое были мертвы, третий… Лавьер мрачно раздумывал, что в империи не так много магов, способных менять личину. Это был очень редкий дар, и он найдет их всех. Теперь это было лишь делом времени.
Оникс зябко ежилась от рассветной прохлады, куталась в новый плащ, что принес ей Лавьер. Он пришел к ней ночью, после того, как она уже смыла с себя пепел и металась по комнате, зажимая уши, чтобы не слышать криков боли. Но все равно, конечно, слышала.
Потом дверь распахнулась, и вошел аид. Как был после пожара, с сажей на лице и пеплом в волосах, он дернул Оникс к себе, прижал к стене и стал больно целовать, терзать ее губы, а потом резко развернул, стянул ее штаны и вошел, глубоко и сильно, со злостью. Сейчас в нем не было ни капли нежности, только грубость, яростная сила и похоть. Потом он оттолкнул ее, застегнул штаны и сел в кресло.
— А теперь, Оникс, ты расскажешь мне все, что знаешь о Гахаре. Очень подробно и ничего не упуская.
Она медленно натянула штаны, сползла и села, прислонившись спиной к стене, стараясь твердо смотреть в его глаза.
— Я ничего о нем не знаю, — сказала она, надеясь, что голос не слишком дрожит.
—Кажется, я слишком добр с тобой, — задумчиво сказал Лавьер, — доброту ты не ценишь. Так я могу это исправить.
Одним движением он оказался рядом, вздернул ее и одной рукой сжал горло. Оникс захрипела, пытаясь вздохнуть.
— Я не знаю… нечего…
Он чуть ослабил хватку.
— Зачем ты пыталась отвлечь меня утром? Чтобы он мог сбежать? Кто он тебе? Отвечай!
— Никто! — отчаяние и страх словно придали ей сил, и девушка почти закричала, — он мне никто, конечно! Просто встретился в коридоре и попросил тебя задержать. Сказал, что ты убьешь его, если тебя не отвлечь!
Оникс смотрела в его глаза, интуитивно понимая, что врать нельзя, почувствует. И говорила правду, просто… не всю. Но о той части, о которой умалчивала, она старалась не просто не думать, а загнать ее как можно глубже в свои воспоминания, опасаясь, что аид может пролезть к ней в голову и все там рассмотреть.
— И маленькая раяна решила помочь, даже по доброй воле лечь под меня, ну надо же! — усмехнулся аид, не сводя с нее взгляда.
— Да! — выкрикнула она, — я просто хотела, чтобы он остался жив! Я не понимаю, чем он перед тобой провинился, я просто устала от того, что вокруг меня все умирают!!
В каком — то смысле Оникс говорила правду, и теперь она надеялась, что эта правда читается в ее глазах.
— Плохо старалась, — с насмешкой сказал он, — Гахар мертв.